Смерть пахнет сандалом
Шрифт:
– Говорят, что тигриная шкура лежит на кане у начальника Цяня. Если такая шкура в самом деле у него есть, значит можно с нее и волосок поиметь.
Вздохнув, она проговорила:
– Сяоцзя, Сяоцзя, ну что я тебе могу сказать на это?
– Прошу тебя, помоги мне добыть волосок. Если не станешь этого делать, то я тебя больше не отпущу носить собачатину. Народ вообще говорит, что ты носишь одну человечину.
Она стиснула зубы:
– Это кто еще говорит?
– Не твое дело, кто говорит, в любом случае, говорят.
– Хорошо, Сяоцзя, – сказала она. – Я добуду тебе волосок, а ты не будешь приставать ко мне?
Я рассмеялся во весь рот.
На другой вечер жена и впрямь помогла мне получить тигровый волосок. И вручила мне его – золотистый
– Держи крепко, а то улетит! – А потом расхохоталась, да так, что выпрямиться не могла. Я крепко держал этот волосок с колотящимся сердцем. Неужели так легко я заполучил сокровище, о котором мечтал полжизни? Я внимательно рассматривал волосок. Действительно, завитушкой, с золотистым верхом, как и говорил дядюшка Хэ. Держа его, я чувствовал, как немеет запястье. Какое тяжелое это сокровище! Поднял голову и сказал жене, что сейчас посмотрю, из кого она переродилась. Поджав губы, она усмехнулась:
– Посмотри, посмотри, феникс я или павлин?
– Дядюшка Хэ говорил, что ты – белый тигр!
Ее лицо тут же переменилось, и она зло бросила:
– Так вот кто этот старый болтун, что мелет всякий вздор! Вот завтра же названый батюшка притащит его к воротам управы и всыплет ему пару сотен палок, чтобы тот опробовал вкус жареного мяса с бамбуком.
Сжимая в руке тигриный волос, я не мигая смотрел на жену в ярком свете лампы. Сердце билось неуверенно, руки подрагивали. Правитель Небесный, о Правитель Небесный, сейчас я увижу истинный облик жены. Кем она предстанет передо мной? Свиньей? Собакой? Зайчихой? Овцой? Лисой? Ежихой? Пусть превращается в кого угодно, только умоляю, не в змею. Я с детства боюсь змей. И сейчас боюсь, уже взрослым, только наступлю на плетеную веревку, как отскочу в сторону на три чи. Мать говорила, что змеи могут обращаться в женщин, а красивые женщины – по большей части змеи. Заснув в объятиях змеи, обратившейся женщиной, можно проснуться с высосанными напрочь из башки мозгами. Оборони, Правитель Небесный! Пусть будет жаба, пусть ящерица. Все не страшно, только не змея. Если она – змея, то соберу все свое свиное хозяйство и поджав хвост убегу куда глаза глядят. Мечусь из одной крайности в другую, как катающийся по земле осел, и все поглядываю на жену. Я специально сделал фитилек в лампе повыше. Огонь пламенеет, как цветок граната, ярко освещая всю комнату. Ее иссиня-черные волосы будто только что смазаны соевым маслом. Блестящий лоб краше выступов белого фарфора. Изогнутые брови как два ивовых листка. Белоснежный нос, будто вырезанный из нежного клубня лотоса. Искрящиеся влагой глаза – черные виноградинки в яичном белке. Чуть-чуть большеватый рот, накрашенные красным губы. Уголки рта подняты вверх, как у свежего водяного ореха. У меня даже глаза разболелись, а увидеть, кем она была в прошлой жизни, так и не удавалось.
Скривив уголки рта, жена насмешливо проговорила:
– Ну что, усмотрел? Говори, из кого я переродилась?
Я растерянно покачал головой:
– Не вижу, ты остаешься собой. Что же это такое, почему, попав ко мне в руки, это сокровище не действует?
Она ткнула пальцем мне в голову со словами:
– Злой дух тебя попутал. Всю жизнь на волосинке построил. Мать по ходу рассказала тебе сказку, а ты, что называется, взяв колотушку, принял ее за иглу. Теперь-то выкинул это из головы?
Я покачал головой:
– Ты не права. Как моя матушка могла обмануть меня? На этом свете кто угодно может обмануть меня, но не матушка.
– Почему же тогда ты с тигриным волоском в руке не видишь, из кого я переродилась? А я про тебя и без волоска могу сказать, что ты – из свиньи, из тупого хряка.
Я понимал, что это она ругается. Без тигриного волоска она не может видеть мой истинный облик. Но вот почему же я все еще не могу видеть ее истинный облик с волоском в руке? Почему потеряло силу это сокровище? Э-э, плохо дело! Дядюшка Хэ ведь говорил, что если я открою кому-либо его имя, сокровище потеряет силу. А разве я сам только что не проговорился, назвав его имя? Я страшно расстроился. Какая глупость, пустил на ветер с таким трудом добытое сокровище.
Я застыл с волоском в руке, и горячие слезы полились у меня из глаз.
Увидев, что я плачу, жена вздохнула:
–
– Мое сокровище! – И я зарыдал во весь голос.
Она обняла меня за шею и стала утешать:
– Ну будет, будет, перестань дурачиться, давай я тебя обниму и поспи хорошенько.
Я вырвался из ее объятий с криком:
– Мой волосок, мой тигриный волосок! – В его поисках я обшарил весь кан. В душе я тут же возненавидел жену лютой ненавистью. Заплатишь мне за мое утраченное сокровище, поплатишься за все! Я схватил лампу и с рыданиями и ругательствами продолжал искать.
Жена непонимающим взглядом смотрела на меня, все покачивая головой и вздыхая. И наконец сказала:
– Не ищи, он здесь.
Я был вне себя от радости:
– Где? Где?
Взяв указательным и большим пальцем изогнутый тигриный волосок с золотистой верхушкой, она вложила его мне в руку со словами: «Следи за ним хорошенько, еще раз потеряешь, я не виновата!» Я крепко сжал его, хоть и не действующее, но все же ценное сокровище. Но почему оно все-таки не действует? А ну-ка попробуем еще. Я снова уставился на жену, думая про себя: если сокровище подействует, то моя жена точно окажется змеей, змеюка она и есть. Но жена так и осталась женой, и больше ничем.
Она добавила:
– Послушай меня, дурачок, твоя мать рассказала тебе сказку, моя тоже мне ее рассказывала, она говорила, что этот тигриный волосок совсем не в любое время может действовать, только в особо опасные моменты. А иначе и быть не может! Ведь добыть это сокровище стоит стольких трудов! Как бы ты жил дальше, если б вокруг были одни животные? Послушай меня: спрячь это свое сокровище куда подальше, а когда настанет нужда, тогда и достанешь его, и оно, конечно, будет действовать.
– Ты правду говоришь? Не обманываешь?
Она кивнула:
– Ты мой родной муж. Ну как я могу тебя обманывать?
Я поверил ей, нашел красную тряпицу, завернул в нее сокровище, перевязал веревкой не знаю сколько раз, а потом спрятал в расщелине стены.
2
Мой отец и впрямь суров! Упрямо отправил назад посланных начальником Цянем служащих управы. Ты, отец, не знаешь, насколько строг начальник Цянь, а я, возможно, даже слишком хорошо знаю. Сяокуй с маслобойни в Дунгуане только плюнул в сторону его паланкина, как его тут же заковали в цепи и увели. Полмесяца спустя отец Сяокуя нашел поручителя, продал два м у земли и выкупил сына. Но ноги у Сяокуя вдруг оказались разные, одна длинная, другая короткая, и он ходил, загребая ими и выписывая на земле разные фигуры. Все называли его иностранцем, говоря, что эти фигуры вроде как заморские буквы. После этого кто бы ни поминал начальника Цяня в его присутствии, Сяокуй падал сразу в обморок с полным ртом слюны. Сяокуй понял, какой суровый человек начальник Цянь, и теперь никогда не плюется в сторону его паланкина. Только завидев паланкин, он хватается за голову и бежит прочь. Отец, вы сегодня немаленькую беду на себя навлекли. Я мало в чем разбираюсь, но вот в отношении начальника Цяня я совсем не дурак. Хоть он и названый отец моей жены, но это человек нелицеприятный, если он арестовал даже такого никудышного малого, как мой тесть, то с какой стати он пощадит тебя?
Тем не менее я понимал, что отец не тот человек, которого можно легко одолеть. Мой отец не размазня, которого можно проткнуть, как кусочек соевого творога, он человек железный, в столице многое повидал, срубил столько голов, что только на повозке возить или в лодку грузить. Если схлестнуть их с начальником Цянем, то это будет битва дракона с тигром. И заранее не известно, кто кого одолеет. Сегодня, в этот самый опасный момент, я вдруг вспомнил про свой тигриный волосок. На самом деле я никогда и не забывал про него. Жена говорит, что это мой талисман, с ним можно превращать неудачу в удачу. Я торопливо запрыгнул на к а н, вынул из щели в стене красный сверток, развернул его слой за слоем и увидел тот самый тигриный волосок, изогнутый, с золотистым кончиком. Держа сокровище в руке, я ощутил, как волосок пришел в движение. Он выпирал, как пчелиное жало, и впивался в ладонь.