Смерть по ходу пьесы

Макбейн Эд

Поцелуй...

Все начинается с него...

— Я паршиво танцую, — признался Клинг.

— Ты танцуешь замечательно, — солгала она.

— Тебе придется меня учить.

Но поцелуи чахнут

И умирают...

— Так гораздо лучше, правда?

— Правда.

Коль не дождутся ласки.

Поцелуй...

— Вот

видишь? Мы это уже делаем.

— Что мы уже делаем? — спросила Шарин.

«Что мы делаем — танцуем, обнявшись? — подумала она. — Или привлекаем к себе внимание? Неплохо быть знаменитым копом, особенно когда ты приходишь на крышу небоскреба».

— Мы пришли туда, куда хотели, — сказал Клинг, — и мы позволяем себе просто быть самими собой, не стараясь выглядеть так же, как все вокруг.

— Мы никогда не будем выглядеть так же, как все вокруг, — возразила Шарин.

— Это потому, что ты такая красавица, — сказал он.

— Нет, это потому, что ты такой красавчик, — парировала она.

— Ну, красоты столько же, сколько умения танцевать, — сказал он.

— Спасибо.

— Я имел в виду себя.

— И я имела в виду тебя.

Так обними меня покрепче

И на ухо шепчи

Слова любви.

Целуй меня, целуй,

Ведь поцелуй не лжет...

— Знаешь, а это таки правда, — сказала она.

— Что правда?

— Мы действительно привлекаем к себе внимание.

— Это ничего. Я же коп.

— Я тоже.

— Я обнаружил, что мне трудно думать о тебе как о копе.

— И мне тоже, — сказала она и прильнула к нему.

Клинг затаил дыхание.

Шарин тоже.

Целуй

И говори мне о блаженстве...

— Мне нравится эта песня, — сказала она.

— И мне тоже, — сказал он.

Что не умру...

— Шарин, — позвал он.

— Что?

— Ничего.

Пока не лжет мне поцелуй...

* * *

...Репетиция закончилась в половине одиннадцатого, и теперь продюсер, режиссер и автор пьесы сидели в темном зале и шепотом обсуждали открывающиеся перед ними перспективы. Не могло быть никакого сомнения, что убийство Мишель Кассиди оказало пьесе просто неоценимую услугу. Все присутствующие начинали склоняться к мнению, что в их руках оказался настоящий гвоздь сезона.

— Плюс к этому, — проронил Кендалл, — Джози играет во сто раз лучше, чем когда-либо играла Мишель.

— Или чем она когда-либо могла сыграть, — отозвался Моргенштерн.

Конечно же, это был камешек в огород

Корбина. Именно он в свое время настоял, чтобы главную роль отдали Мишель, а не Джози. Как автор пьесы, он имел право решающего голоса. Теперь роль унаследовала дублерша Мишель, и пьеса от этого только выиграла — это признал даже Корбин.

— Да, я признаю, — сказал драматург. — Она лучше. Благодаря ей пьеса ожила. Я это признаю. И хватит об этом.

— Суть дела вот в чем, — продолжал Кендалл. — Как нам извлечь выгоду из случившегося?

— Сегодня вечером мне звонил Уолли, — сообщил Моргенштерн. Ему нравилось думать о себе как о новом Фло Зигфельде или Давиде Меррике. Сегодня вечером он явился в театр в черной шляпе и черном пальто. Пальто теперь лежало на соседнем сиденье, но шляпу он так и не снял. Уолли Стейн был их агентом по связи с прессой, в отличие от их рекламного представителя. — Он сказал, что «Тайм» по-прежнему хочет сделать обложку на этом материале.

— Отлично, — отозвался Корбин.

— Было бы неплохо, если бы нам удалось привлечь к этому делу и Джози, — подал голос Кендалл.

— Она уже привлечена, — заявил Моргенштерн.

— Когда это она успела?

— Сегодня утром у нее взяли интервью. Как вы себя чувствуете, заняв место убитой звезды, и прочая подобная чушь.

— Когда они собираются поставить это в номер?

— На следующей неделе. Большая фотография Мишель на обложке.

— А у нас нет какой-нибудь фотографии, как на нее нападают? — поинтересовался Корбин.

— Вы имеете в виду — во время пьесы? — уточнил Моргенштерн.

Кендалл посмотрел на него.

«Нет, в этой ее чертовой квартире», — подумал он, но не стал говорить этого вслух, поскольку Моргенштерн все-таки был их продюсером.

— Да, — сказал он. — У Уолли есть рекламные фотографии, и мы можем также сделать фотографии для афиш.

— Те, где на нее нападают? — все еще не успокоился Корбин.

— Да, я полагаю, что мы можем это сделать.

— Мы должны передать их в «Тайм».

— Я уверен, что Уолли уже побеспокоился об этом, — сказал Моргенштерн. — Но вы понимаете, что нам следует быть осторожными. Нельзя, чтобы мы выглядели стервятниками, налетевшими на труп. На самом деле...

— Вы совершенно правы, нам следует проявлять надлежащую скорбь, — согласился с ним Кендалл.

— Вот поэтому я думаю...

— Уолли должен начать скармливать прессе кой-какие материалы о сути пьесы, — предложил Корбин. — Я не хочу, чтобы зрители шли смотреть ее лишь потому, что Мишель была убита.

— Ну а меня, — хмыкнул Моргенштерн, — устроит любая причина, которая приведет их в театр — лишь бы они шли. Вся штука в том, чтобы не показывать, что мы на это рассчитываем. Поэтому, я думаю, стоит объявить, что мы снимаем эту пьесу со сцены.