Смерть по ходу пьесы

Макбейн Эд

— Снимаем?

— Из уважения к памяти покойной, и все такое прочее.

— Снимаем?!

— Да у нас в руках хит, который может принести миллионы!

— И кроме того, это хорошая пьеса, — поддержал режиссера Корбин.

— Особенно теперь, когда в ней играет Джози.

— Я уже признал, что совершил ошибку...

— Ну ладно, ладно.

— ...и потому хватит напоминать мне о Джози!

— В любом случае, эта ошибка исправлена, — успокоил спорщиков Моргенштерн. —

И я, конечно, и не подумаю на самом деле снимать эту пьесу со сцены.

Все замолчали.

Тишину темного зала нарушало лишь дыхание.

— А знаете... — сказал Моргенштерн.

— Что?

— Ведь они снова придут к нам — вы это понимаете?

— Кто — газетчики?

— Нет. Полиция.

— Хм.

— Особенно тот, с китайским разрезом глаз.

— Тот, у которого итальянская фамилия?

— Как там его, Фурильо?

— Нет, Фурелла.

— Карелла.

— Что-то такое.

— Он захочет знать.

— Что знать?

— Сколько мы на этом заработали.

— Что вы имеете в виду?

— Он уже расспрашивал меня. И он обязательно вернется теперь, когда Мишель убили.

— Так вот что они ищут!

— В смысле — мотив преступления?

— Любовь или деньги. Одно из двух.

— Но они уже арестовали ее импресарио.

— Могу поспорить на всю вашу долю, что он ее не убивал.

— Он достаточно чокнутый для этого.

— И тем не менее это не он.

— Да все импресарио ненормальные.

— Но он не убивал Мишель — спорю на мою долю сборов.

— Вот в это он и вцепится, этот Карелла: сборы, доходы, прибыль, гонорары.

— Мне так не кажется. Он уже нашел виновника.

— Вы видели того толстяка?

— В смысле — по телевизору?

— Да. Толстого такого копа.

— Вот он наверняка считает, что убийца — Джонни.

— Он, но не Карелла. Ведь Кареллу вы по телевизору не видели, правильно? Я не видел.

— Потому что он в это не верит.

— И потому он снова придет сюда, можете мне поверить.

— Почему?

— Чтобы снова расспросить нас о наших финансах.

— Ну, мои несчастные шесть процентов не стоят того, чтобы ради них идти на убийство.

— Мои два — тем более.

Они посмотрели на Моргенштерна.

— Ну, договаривайте, ребята, — пробурчал он.

Взглянув на него поверх очков, она спросила, почему он немного раньше назвал ее не Шарин, а Шари. Берта все еще трясла внутренняя дрожь от воспоминания о том, как он держал ее в объятиях. Он обнаружил, что не помнит, когда это он ее так назвал.

— А когда я назвал тебя Шари? — спросил он.

Он не стал класть руки на стол, поскольку был уверен, что они дрожат.

— Тогда,

когда сказал, что ты подумал, будто я буду чувствовать себя неуютно в месте, где вокруг одни только белые.

— А что, ты сейчас чувствуешь себя неуютно?

— Нет.

— Значит, тебе здесь хорошо?

— Да.

— Несмотря на то, что вокруг белые?

— Я не замечаю никого вокруг.

— Ты думаешь, если бы мы пошли куда-нибудь в Даймондбек, я бы тоже не видел никого вокруг?

— Я думаю, что, если бы мы пошли в Даймондбек, в тебе секунд через десять узнали бы копа. Вполне возможно, что в тебя выстрелили бы в ту же минуту, как ты вышел из ресторана.

— Это расистский подход.

— Зато реалистичный.

— А ты? В тебя они тоже стали бы стрелять?

— Сомневаюсь.

— А почему? Ты же тоже коп.

— А что, я выгляжу как коп?

— Ты выглядишь как красивая сексуальная женщина.

— Я и чувствую себя красивой сексуальной женщиной.

— Так я назвал тебя Шари?

— Да. Ты сказал: «Я говорю правду, Шари».

— Возможно, я и вправду так сказал?

— А почему?

— Наверно, потому, что ты показалась мне очень близкой.

— Меня никогда не называли Шари — никто, кроме матери.

— Это хорошо или плохо?

— Просто как-то странно. Странно, что ты назвал меня тем именем, которым звала только мама.

— Извини, я не понял, что это было чисто семейное...

— Нет, мне нравится, когда ты меня так называешь.

— Тогда я буду...

— Но не постоянно.

— Ладно, только...

— Только тогда, когда я буду казаться тебе близким человеком.

— Ты начинаешь казаться мне близким человеком постоянно.

— Тогда нам лучше быть поосторожнее, — сказала она.

— Почему? — спросил Клинг и неожиданно накрыл ее лежавшую на столе руку своей. У него действительно дрожали пальцы.

— О Господи! — вздохнула Шарин.

Официантка снова подошла к их столику.

— Вам повторить заказ? — с улыбкой спросила она у Клинга.

— Шарин?

— Да, пожалуйста.

— Я рада, что вы поймали того парня, — проворковала официантка и удалилась, покачивая бедрами.

— Она тоже считает тебя красавчиком, — сказала Шарин.

— Кто?

— Официантка.

— Какая официантка?

* * *

Ночью, в постели, он попробовал объяснить ей, что его беспокоит в этом деле об убийстве Мишель Кассиди. Она лежала рядом, повернувшись к нему, и внимательно, с широко открытыми глазами слушала, пытаясь представить себе людей, о которых шла речь.