Смерть супермодели
Шрифт:
— Я не перегорела. — Она чувствовала раздражение и хотела начать ругаться. Очевидно, он не знал ее вообще.
— Нет, ты действительно перегораешь, как и все остальные. Но ты не падаешь, как все остальные. Ты не берешь отпуск и не напиваешься. Ты вкладываешь всю эту энергию в то, что, как ты сами себя убеждаешь, очень важно. Но это не так.
— Как убийство и с обвинение в этом моей сестры может быть не важным?
— Ивана наняла Грейсона?
— Они делают только хуже.
— У твоей сестры есть адвокат?
— Да, и?
— А полиция Нью-Йорка?
— Не
— Если ты делаешь их работу, кто делает одежду, Лора? Кто управляет вашим бизнесом? Для тебя ничего важнее сейчас нет. У тебя нет хобби, и нет никаких обязанностей. У тебя нет личной жизни. Это твоя жизнь. Сейчас в Парсоне каждый выпускник с удовольствием возьмет под себя то, что есть у вас. И никто из них не будет смотреть на мертвые тела на обочинах. Никто.
Она не могла смотреть ему в лицо, поэтому продолжала пялиться на свои колени, на которых его рука накрывала её левую руку. Её правая рука весила килограмм сорок и была опутана бинтами, но Лора все равно думала: «Как так происходит? Мы держим руки на коленях, и это нормально?». Она задавалась вопросом, будет ли ее рука пахнуть как его, соленой водой, и заснет ли она, уткнувшись носом в ладонь.
Он продолжил.
— Иванна, ходит туда— сюда, задавая вопросы, где ты. По словам Пьера, вы еще не получили их поддержку. Пока в банке нет денег, вы должны доказать, что они того стоят, а когда чеки будут подписаны, ты сможешь взять половину выходного дня. Но вам нужно будет заказать ткань, и вы будете опустошены начисто, потому что нужно шить модели за шесть месяцев до того, как магазин вышлет вам чек. Ты должна доказать, что ты стоишь больших денег. Ты должна доказывать это каждую поставку, каждый сезон, каждый год.
— Это не похоже на работу на себя.
— Это миф. Мы все работаем на кого-то.
Она посмотрела в его кофейные глаза и задумалась над его историей, его жизнью и удивилась, откуда у него такие мысли.
— На кого работаешь ты? Ты сам себя финансируешь. Сам принимаешь решения.
— Мой босс — время.
Она сразу поняла, что он имел в виду, так как его преследовал призрак его фиброза и прогноз, который не простирался дальше сорока лет.
— Дай мне поспать, и я приду завтра, готовая ко всему.
— Иванна идет с помощником, поэтому нужно быть энергичной и веселой. Она захочет пойти на 40-ю улицу, а у меня шоу завтра, я не смогу прийти и все сгладить. Но ты принесешь всем билеты, как на свое собственное. Хорошо?
— Хорошо.
— Руби тоже. Она должна быть свободной и жизнерадостной весь день. С ней все будет хорошо, если ты позволишь всем делать свою работу. Если на этой неделе ты не будешь на высоте, то подведешь ее.
— Хорошо.
— Подготовь ткань на осень. Можешь одолжить пару журналов из моего кабинета, полистай.
— Хорошо.
— И не бойся.
Одного этого требования было для нее слишком много, даже если это было для ее же блага.
— Может, ты сейчас остановишься, пожалуйста? Ты не можешь целоваться со мной днем, а потом читать мне лекции по ночам. Ты больше не мой босс, и я не знаю, кто ты, но ты не
— А если бы я целовался с тобой прямо сейчас? Могу я читать тебе лекцию?
— Нет. Во-первых, вы должны сказать мне, что вы хотите от меня, потому что это не может быть только бизнес иногда и… что-то еще… в другое время.
Он отпустил ее руки, и её руке сразу стало холодно без его прикосновения.
— Что я хочу от тебя? Разве это было не очевидно с нашей первой встречи? Я относился к тебе иначе, чем кто-либо другой, с той минуты, как ты вошла в дверь. Сколько часов мы тусовались по утрам? Как думаешь, я хотел появляться здесь в семь тридцать каждый день? Черт, нет. Но ты приходила, и я тоже был там. Господи, я расширяюсь повсюду, но я нашел способ выделить тебе кусок моего выставочного зала. Мы выполняем заказы и делимся персоналом. Какого черта, Лора? Ты хочешь что-то глупое вроде открытки или цветов?
— Но это всегда бизнес.
— Если я впускаю тебя в свои дела, я впускаю тебя в мою жизнь. Ты знаешь это.
В какой-то момент они посмотрели друг на друга, и между ними возникло понимание. Вот кто он такой, и она может любить его или бросить, но она знает, во что ввязывается.
Прежде чем Лора выбралась из своего затруднительного положения, вошла Эмира.
— Джей-Джей, Карлос порезался. — Увидев их так близко, она словно застыла на месте. — Ой. Ах, неважно? Это не серьезно. Он просто хотел, чтобы ты это увидел.
Джереми встал и помог Лоре подняться, чтобы ее не повело от потери баланса. Затем взял ее левую руку и сжал их пальцы вместе. Она сжала в ответ все, что смогла обхватить. Он вытащил ее в коридор, не расцепляя рук, что все в мастерской могли их видеть.
Когда они стояли в ожидании лифта, она сказала.
— Не надо кричать на меня. Мне это не нравится.
— Я знаю.
— Ты настоящий мудак. Ты играл со мной годами.
— А что должен был делать? Я бы взял тебя в любом случае. — Двери лифта распахнулись, и они вошли.
— Терпеть тебя не могу, — сказала она.
Когда двери закрылись, он обнял ее и стал целовать, шепча: «Прости, прости, прости», пока она не поцеловала его в ответ.
Глава 20
Такси было чистым. Вероятно, самым чистым, какое она видела за последние годы. Но разве это не похоже на Джереми — прогуливаться по улице с дрожащей девушкой и едва успеть поднять руку, как перед ним предстает самая чистая машина в городе? Он был волшебником, но любила ли она его?
Ее лицо горело от пятнадцати минут поцелуев губ в обрамлении щетины, пятнадцати минут чистого бездумного рая, под которым все это исчезло. Она подразумевала под «этим» убийство, которое она видела тем утром или увидела бы, появись она на десять минут раньше. «Этим» была и ее сестра, попавшая в беду, и которой не разрешили ни вернуться в свою квартиру, ни взять необходимые вещи из собственного шкафа. «Этим» стала возможная потеря бизнеса. «Это» Стью и его девушка, о которой, кажется, никто не думает, что её имя созвучно с продуктом, кроме тебя.