Смерть в белом галстуке. Рука в перчатке (сборник)

Марш Найо

– У меня с ним договоренность о встрече, – сообщил Аллейн, – поэтому предполагаю, что он все-таки дома. Вот моя визитная карточка.

– Прошу прощения, сэр, – сказал лакей, в легком замешательстве глядя на превосходную одежду Аллейна. – Я понял, что звонили из полиции.

– Мы и есть из полиции, – сказал Аллейн.

В это время подошел Фокс, который расплачивался с таксистом. Взгляд лакея упал на его котелок и ботинки.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он, – пройдите сюда, пожалуйста.

Он проводил их в кабинет-библиотеку. Трое покойных Каррадосов, написанные маслом, холодно

взирали со стен. Отблески пламени камина дрожали на книгах в единообразных переплетах, стоящих за стеклянными дверцами шкафов. Сам сэр Герберт, в форме штабного офицера, в начищенных до блеска ботинках и восхитительных бриджах, смотрел с группового фото, сделанного в Танбридж-Уэллсе, средоточии его военной деятельности. Аллейн внимательно присмотрелся, но красивое лицо было так же лишено выражения, как и плотно обтянутые бриджами колени, между которыми, на внутренней стороне ляжек, с обескураживающей важностью покоились обтянутые перчатками руки. Дурацкая фотография. К ней примыкали по бокам два разукрашенных официальных адреса, объектом которых был сэр Герберт. На приставном столике стоял роскошный ящик для сигар. Аллейн открыл его и заметил, что сигары были точной копией той, что курили в буфете. Он аккуратно опустил крышку и повернулся, чтобы осмотреть миниатюрный французский секретер.

Фокс, чувствовавший себя совершенно непринужденно, стоял посреди комнаты, солидный, как скала. Казалось, он погружен в легкую рассеянность, но на самом деле мог бы сейчас выйти из комнаты и описать ее с точностью спеца по пелманизму [32] .

Дверь отворилась, и вошел Каррадос, вызвав у Аллейна безотчетную ассоциацию с трауром в королевском семействе. Сэр Герберт хромал, пожалуй, более заметно, чем обычно, и опирался на черную трость. Он выдержал паузу, вставил в глаз монокль и произнес:

32

Система развития памяти; мнемоническая система, созданная в конце XIX в. У. Энневером, а также – детская настольная игра, развивающая память.

– Мистер Аллейн?

Аллейн сделал шаг вперед и поклонился.

– Чрезвычайно любезно с вашей стороны, что вы согласились принять нас, сэр.

– Нет-нет, – возразил Каррадос, – человек обязан выполнять свой долг, какой бы тяжелый удар его ни постиг. Истинный англичанин должен сохранять твердость духа при любых обстоятельствах. Я разговаривал с вашим комиссаром, мистер Аллейн. Он мой старый друг… э-э-э… присаживайтесь, господа. Вы тоже, мистер… э-э-э?..

– Это инспектор Фокс, сэр.

– О да, – произнес Каррадос, протягивая руку. – Прошу садиться, Фокс. Так вот… – Он снова повернулся к Аллейну, когда все расположились. – Ваш начальник сказал мне, что вы сын еще одного моего старого друга. Я также был когда-то хорошо знаком и с вашей матушкой, и она, по-моему, подруга моей жены. Она была вчера в Марсдон-Хаусе. – Он прикрыл глаза рукой и досадливо прошептал: – В Марсдон-Хаусе! Ах да, ну что поделать!

Аллейн сказал:

– Нам, право, очень жаль, сэр, что приходится беспокоить вас после того, что случилось. Боюсь, эта трагедия стала для вас огромным

потрясением.

Каррадос одарил его улыбкой страдальца.

– Да, – проговорил он, – не стану притворяться, что это не так. Лорд Роберт был одним из самых дорогих наших друзей. Мы не только испытываем чувство тяжелой личной утраты, но я также не могу отделаться от мысли, что было жестоко поругано наше гостеприимство.

Это сведение убийства к нарушению правил светского этикета ошеломило Аллейна. Судя по всему, сэр Герберт расценивал лишение человека жизни как некую непростительную faux pas [33] .

33

Оплошность (фр.).

– Полагаю, – продолжал Каррадос, – что вы пришли сюда, вооруженные перечнем вопросов. Если так, боюсь, вас ждет разочарование. Я простой солдат, мистер Аллейн, и подобные вещи за пределами моего понимания. Могу сказать, что уже с самого утра нас донимает шайка беспардонных юнцов с Флит-стрит. Мне пришлось спросить Скотленд-Ярд – где, смею надеяться, мое имя небезызвестно, – нельзя ли положить конец этому безобразному преследованию. Я говорил об этом с вашим шефом, который, как, по-моему, я уже сообщал вам, мой личный друг. Он согласился со мной, что поведение журналистов в наше время нестерпимо.

– Сожалею, что по отношению к вам проявлена подобная бесцеремонность, – сказал Аллейн. – Постараюсь отнять у вас как можно меньше времени. У нас действительно есть к вам несколько вопросов, но всего лишь несколько, и они совсем не страшные.

– Уверяю вас, что совсем не боюсь полицейского расследования, – вновь страдальчески улыбнулся Каррадос, все еще прикрывая глаза рукой.

– Разумеется, нет, сэр. Я хотел бы прежде всего спросить вас, беседовали ли вы с лордом Робертом прошлой ночью. Я имею в виду нечто большее, чем приветствие и прощание. Я подумал, что если в его поведении было что-то необычное, это не ускользнуло бы от вашего внимания, как от внимания большинства других людей.

Вид у Каррадоса стал чуть менее обиженным.

– Я не претендую на особую наблюдательность. Но как солдату мне действительно приходилось работать глазами, и если где-то что-то не так, думаю, от меня это не укроется. Да, я разговаривал с лордом Робертом Госпеллом раз или два прошлой ночью и могу заверить вас, он вел себя совершенно обычно во всех отношениях. Был весьма любезен и сказал мне, что, по его мнению, наш бал самый успешный в сезоне.

Аллейн чуть подался вперед и почтительно посмотрел на Каррадоса.

– Сэр Герберт, я намерен сделать нечто нетрадиционное, и, надеюсь, вы не выставите меня за дверь, как, бесспорно, очень легко могли бы сделать. Я хочу полностью вам довериться.

Было приятно видеть, как признаки скорби исчезают с лица Каррадоса и как меняется его поза: из раненого солдата он превратился в точную копию своей фотографии из Танбридж-Уэллса. Он вскинул голову. Руки непроизвольно легли на внутренние стороны ляжек, между расставленными коленями. Недоставало только перчаток и бриджей. Мудрый сын империи приготовился выслушать признание.