Смерть в белом халате
Шрифт:
Антон стоял, не зная, чем может помочь и что вообще следует делать в таких случаях. Из книжек он помнил: главная опасность для эпилептика – прикусить язык или подавиться им, но с началом приступа сделать было ничего нельзя.
– Не стой столбом, – Виктор сердито посмотрел на молодого человека, – дай подушку, чтобы он себе макушку не разбил!
Антон схватил с кровати подушку, сунул ее под голову изгибающемуся человеку.
– Придержи его!
Эколог опустился на колени, попытался удержать голову эпилептика на подушке. Тот дергался и извивался с необыкновенной
– Теперь он будет спать, – сказал Виктор. – Молодец, ты здорово помог.
– Как же ты один с ним справляешься?!
– Я ему помогаю!
Антон обернулся. В суматохе он не заметил еще одного пациента, а тот все время находился в палате. Невысокий, пожилой, приятной наружности человек с любопытством разглядывал новичка.
– Вы новый доктор? Очень приятно! Очень, очень приятно. Новый доктор!
– Он не доктор, – сказал Виктор, но мужчина в пижаме уже протянул Антону руку.
Парень ответил на рукопожатие. Человек показался ему вполне здоровым: внимательные умные глаза, аккуратно причесанные волосы, оживленные движения.
– Савичев Александр Алексеевич, – представился мужчина, – очень приятно.
– Антон.
– Заглядывайте в гости. Моя комната под номером семь. Счастливый номер. Никаких сквозняков, сплошные удовольствия и манная каша утром. Заглядывайте обязательно. Седьмая палата. Заглядывайте в гости.
Антон попытался выдернуть руку из цепкой хватки пожилого человека, но тот не отпускал.
– Цыганка, правда, приходит, но она больше по моей части. Если все время причесываться, ветра не будет. Цыганка, да, по моей части. Ветра нет. Нет ветра.
Виктор осторожно взял мужчину за плечи, тот сразу присмирел и сгорбился. Плеханов подозрительно прищурился.
– Александр Алексеевич, что вы здесь делали?
Савичев покраснел.
– Я не хотел его пугать, честное слово! Он сам упал! Я ничего не делал! Правда-правда! Ничего не делал.
– Я верю. Но больше сюда не ходите.
Пациент приложил ладонь к груди.
– Не приду! Клянусь! Только и вы исполните обещание. Выгоните цыганку! Обязательно! Выгоните! Выгоните!
Дежурный кивнул, и они вышли из палаты эпилептика. Савичев отправился в свою комнату, а Виктор указал рукой на нишу в стене, где стоял большой поцарапанный письменный стол и стул.
– Во время дежурства я сижу здесь. Можешь пока отправиться в ординаторскую, вздремнуть, а лучше – иди в палату. В начале коридора, перед комнатой Семенова есть две свободные. Там кровати удобнее, чем диван в ординаторской.
– Ну, уж нет! – Антон поднял указательный палец. – Я не псих, чтобы в палате ночевать!
– Но тебя все равно никто не увидит. А я никому не скажу.
– И не уговаривай, – категорично заявил эколог. – Я сам себе противен буду, если стану спать на кровати, где лежал сумасшедший! К тому же, там двери не запираются.
Плеханов понял: на самом деле молодой человек боится находиться в непосредственной близости от пациентов. Дверь ординаторской закрывалась на ключ, а у палат не было даже
– Не бойся! Я же буду сидеть в коридоре! И увижу, если кто-то выйдет из палаты.
Антон поежился.
– Спасибо за заботу, но я лучше на диванчике. Кстати, ты мне про человека-счетчика рассказать не успел. Что они с Матвеевым не поделили?
– Если следовать моей теории – исходить из понятия, что Матвеев вовсе не сумасшедший, – то это для привлечения внимания и подтверждения легенды. А «счетчик» на самом деле болен. Все считает: слова, шаги, кто сколько раз по коридору прошел, сколько раз ему давали лекарство, сколько мух в комнате, все подряд. Диагноз у него сложный – психоз какой-то.
– Маниакально-депрессивный?
– Нет. МДП в новое отделение перевели. Ну, и, слава Богу. У них весной обострение начинается, а нам тут Матвеева достаточно – здоровый он или больной.
– А смешной дядька, который просил тебя цыганку выгнать? – спросил Антон.
– Савичев самый натуральный сумасшедший. Никаких сомнений. Вены режет.
– Самоубийца!? – ахнул эколог.
– Нет. Шизофреник. Патологическая тяга к крови. Если где-нибудь подходящую вещь найдет, с помощью которой можно кровь пустить – сразу руки протыкает.
– Ужас. А зачем ему кровь?
– Длинная история. Как-нибудь расскажу. Нравится ему кровь. Вены вскроет, и сидит, смотрит на лужу. Цыганка ему нагадала: чтобы не умереть, нужно обязательно руку или ногу до крови разрезать.
– Да уж! А с виду вполне представительный пожилой человек! Сразу ней поймешь, болен или здоров! Про цыганку рассказывает.
– Это бред. У него и галлюцинации бывают, правда, в основном слуховые: шум, голоса, шепот.
Виктор помолчал. Пришла пора возвращаться, но он хотел задать Антону вопрос.
– Ты, как здесь оказался? Мне Ольга Николаевна какую-то жуткую историю рассказала.
Антон загадочно улыбнулся.
– Я, вообще-то, за экологию выступаю, против городской Администрации. Являюсь помощником главы студенческого профсоюза! Наша деятельность не понравилась властям. После сегодняшнего выступления они меня сюда и поместили. Нервы полечить.
Виктор опешил.
– Просто так? Без объяснений?
– Хорошо, в милицию не сдали! Я там ненароком витрину разбил… Представляешь, эти козлы хотят новый закон ввести, а про окружающую среду не думают! Везде одни деньги!
Виктор нахмурился. Похоже, в клинике действительно лежат не только больные люди.
– Ладно, я дежурить пойду.
Антон кивнул на прощание и отправился в ординаторскую.
Виктор сел за стол и написал в журнале о том, как Матвеев вытащил Олега Павловича в коридор, о приступе эпилептика. Следовало проверить, как там «эмбрион».
Олег Павлович сидел на кровати и жевал колбасу. На вид ему было около тридцати. Выглядел он великолепно – небольшие, но явно заметные бицепсы, приятное лицо, открытый взгляд, тонкие, почти девичьи брови. Если у него нет супруги, наверняка есть множество подруг.