Смерть в гриме
Шрифт:
Показывая с воодушевлением.
Не может быть, чтобы просто так нашел. Либо она у него была и он прятал, либо намеренно подложили.
— Видишь, видишь, — кричал Руслан, — ты говорила, что ничего. (Показывая.) Я случайно открыл.
— Что там?
А сама подумала: тот, кто прибрал на столе, и положил, будучи заинтересованным, чтобы мы обнаружили.
— Килл (kill).
— Ну и что?
— Понимаешь, что это значит? На «К», а тут телефон. Я случайно открыл.
— Не мог же он знать своего убийцу, или ты думаешь. Ты думаешь, это его телефон? (Рассматривая.)
— Неизвестно. Ничего же неизвестно. Позвоним, вот и выясним. Но русскими буквами.
— Может быть, было заложено?
— Мы же не знаем, с какими он делами. Нет. Может быть, он общался с ними почему-нибудь, не сошлись и его застрелили. С какими его делами она его посылала. Или подставили. Мы же не знаем.
— А если это не то?
Так как никто не знал о его настоящем жилище, то
— У меня есть на этот счет одно предположение. Ну тогда придется. Выясним, позвонив. Мы ее должны тщательнейшим образом изучить, по другим подряд звонить. (Потрясая.)
— Через сто лет.
— Какой-нибудь обязательно подойдет. Может, раньше.
продолжала рассказывать Лариса как ни в чем не бывало присевшему неподалеку от ее ног бритоголовому Беку. — Я была красива и неподконтрольна, делать мне было нечего. Степан тоже был на мели. У меня идеи и немного денег, у него отчаяние и масса энергии. Мы решили действовать вместе. Мне нравилось также и то, что приходилось втайне, скрываясь. Муж почему-то вбил себе в голову, что я ему не могу изменить. Меня это устраивало. И это действительно было так. Он думал, что я пропадаю на выставках и вечерах, которых тогда сделалось вдруг уйма. И не препятствовал. Ближе, ближе, — заклинает Лариса, и он пересаживается. — Я тоже ему ничего не говорила. Мы брались за все, что только попадалось, многое было тогда еще внове. — Теперь его лицо находится между ее раздвинутых парных (сырых, непросохших) розовых (белесых) бедер. Она почти вдвигает его голову за затылок, и Бек облизывает и сосет раскисшую арбузную мякоть. — Азартные игры, перегонка машин, чем-то постоянно торговали. В это время у него сформировалось представление, что если переговоры веду я, то все закончится очень удачно. Уступят в цене или, наоборот, купят у нас дороже. И это действительно было так, клиенты попадали под мое обаяние. Степан объяснял мистически, я — сексом. Иногда устраивала типа эксперимента, чтобы проверить: посылала куда-нибудь, а сама устранялась. И правда, дело либо вовсе срывалось, либо оказывалось не таким выгодным. Я объясняла это его внутренней уже установкой, которую он не мог преодолеть, он стоял на своем. Но я подумала, что это же в мою пользу, что он так ко мне относится. Если поначалу еще относился ко мне как к женщине, так что мне даже пришлось сказать, что если он хочет со мной работать, то не должен ничего в отношении меня. Я замужем, а для меня это священно. То теперь я сделалась неприкосновенна, ему бы и в голову никогда не пришло. Что мне тоже было полезно. Но я очень быстро теряла интерес, как будто остывала. Как только дело налаживалось и шло уже само собой без меня, я сейчас же принималась за что-то другое. Многие работали уже от нас, я их даже не знала. А они меня. В этом случае с ними общался один Степан, это он мог. Многое в Москве сделалось после нас, сейчас об этом уже никто не помнит. Например, у нас впервые был платный туалет. Я ненадолго очень увлеклась туалетным бизнесом. Но и это прошло. Некоторое время носилась с торговлей детьми из роддомов, но и она стала общим местом. Умер отец, он до этого долго болел, почти сразу же с того времени, как я вышла замуж. И мое пребывание у Дениса лишилось последнего смысла. Но что с этим делать, я не знала, в мастерскую возвращаться не хотелось. У меня все-таки был теперь дом, куда я могла укрыться в случае чего. На Машкиных вечерах, как я их называла, еще продолжала бывать, но без прежней охоты. Когда больше не было ничего. Но на одном и увидела Руслана
— Почему ты никогда не хочешь, чтобы по-нормальному? — спрашивает у нее Бек. — Не обязательно же со мной, да с кем угодно.
— Мужчина неопрятное животное, чтобы его в себя пускать. Так гигиеничнее. Кроме того, тебя я боюсь в этом смысле меньше остальных, — кажется, отвечает Лариса.
который мне сначала очень понравился. Когда читал, то все время что-то как будто хватал впереди себя. Конечно, смешные, как они все пишут, как будто всё намерены перевернуть. А за этим на самом деле пустота. Но у Руслана-то за этим что-то было, мне показалось. Может быть, потому, что очень робел и пытался это скрыть. Чуть ли не первое выступление перед большой аудиторией. Мне пришла охота его поддержать. Я послала сказать ему кого-то незнакомого, потому что уже привыкла, что мне сразу подчиняются, что мне очень понравились его произведения. А увидев, что его нашли, забыла о нем, даже имени не знала. Друзья постоянно мне таскали какие-то тексты, они у меня везде валялись. Однажды натолкнулась на который показался знакомым, вспомнила, как она его читал с рукой, что-то во мне ожило. Тогда Степан загорелся идеей, необычным для него образом, потому что она исходила от него, финансировать какой-то фильм. То ли режиссера знал. А мне не очень хотелось по этой же причине. И тут я поняла: вот чем я буду лучше заниматься. Нашла адрес, приехала. Они жили колонией в выселенном доме, комната с лепниной. Руслан был один, был удивлен и, кажется, обрадовался. На столе — фотография Хэмингуэя. Я ему сказала: "Неожиданная вещь у постмодерниста." — "Это не моя," —
В следующий раз «Битлз» появился в жизни Кирилова в конце девятого класса, уже под своим именем.
Другу Диме тетка привезла из Англии "Белый альбом" с их фотографиями на развороте. Тогда мы их увидели впервые. Дима дал переписать, за что взял три рубля. А Кирилов переживал. Ему бы хотелось, чтоб у него тоже приехала тетка с пластинкой и он брал деньги. Он поделился обидой, но Дима рассмеялся и сказал: "Ну прямо, у тебя так никогда не будет".
Была распространена версия, что Леннон и Маккартни могут петь в один голос (мы думали, раз пишется две фамилии, то это они вместе всегда поют, так что незаметно), а Ринго Стар — как будто его несколько. Он вообще поет лучше остальных, а мало, потому что они ему не дают. "Вот у него и лицо как у казанской сироты," — показывал Дима на большеглазого небритого Маккартни.
По поводу "Let it be" — что там в одном месте Харрисон говорит (почему-то было точно известно, что это Харрисон): "Бабюшка (произносится с особенным акцентом), налей Джоуджу уодки". (От чего мы все преисполнялись патриотическим чувством) от чего мы чувствовали (приливы патриотической энергии) приступы патриотизма. Кирилов прислушивался к указанному месту и один раз не мог ничего такого разобрать, а в другой — что вроде да, действительно говорит.
Поиски подобий русских фраз и созвучий были и вообще распространены. Каждый, вероятно, вспомнит песенку «Slade», мы ее так и называли между собой, где слышится "все ебутся, все ебутся" (произносится ускоренно). "А, это там, где все ебутся". Однажды Кирилов пришел и сказал, что вчера слушал, как Новгородцев передавал эту песенку. Дима кивнул: "По заявкам советских радиослушателей." (О «Slade» говорили, что они все четверо коммунисты, не знаю, правда ли.)
А о Gary Glitter'е (тоже и «фамилия» хороша), что он в одной вещи поет на разные лады, как он это всегда, "купы гандон" да "купы гандон" (произносится так: словно в горку — с горки). (Я недавно, после большого перерыва, послушал, и действительно: так у него там.) Я сам у тех же битлов находил, и чуть ли не на этом "Белом альбоме": "и та малофья". (На самом деле слышится, конечно, "и са", так что я немного подделывал.)
А о "Uriah Heep" — что на концерте один берет другого на руки, а тот зубами перебирает струны. Про "T.Rex" — что если его включить, то любая под него даст. И будто бы есть какая-то группа, у которой вышла пластинка, где ящик с гвоздями передвигают с одного места на другое. (75 год, слово "Pink Floyd" мы еще не знаем.) Так что легенд хватало.
У друга Толика появляется откуда-то свежий "Black Sabbath". Но тут цена записи больше, потому что нераспечатанный: семь. Прямо при нем аккуратно вскрывает бритвой. Кирилов, слушая пластинку, переживает: не мог ли Толик как-нибудь сам заклеить, получив ее на самом деле уже использованной. Вот ведь и вкладыша нет.
Все, что он мне сейчас рассказывал, казалось
Прервав его начавшееся рассуждение, зазвонило. Покивал, показывая в трубку, что она.
— Да, я поняла.
— А я знал, что ты позвонишь.
(- Когда они успели перейти? Вероятно, она ему сказала, что догадалась, что мы тут.)
— Да, я тут. Нашли.
(- Вероятно, она его спросила, нашли ли чего. Он ей рассказал про записную книжку и наши предположения.)
— Записывай.
(- Продиктовал ей по книжке. А она попросила, чтобы мы без нее не звонили, потому что он сказал: — Хорошо, мы подождем. Я знал, что ты захочешь.)
— Она сейчас приедет.
— Я так и поняла.
Она приехала через 15 минут.
Вбежала, раскрасневшаяся, всех зацеловала, затормошила, закидала расспросами. У одного спросила, получил ли он деньги, которые хотел; у другого, у которого родился ребенок, — как маленький; третьему уже что-то рассказывала, одновременно спрашивая у четвертого и пятой, это была женщина, будут ли они в сентябре или все-таки уедут, как планировали. Все тоже сейчас же повскакали и забегали, подчиняясь ее возбуждению.