Смерть в Лиссабоне
Шрифт:
— Она умерла.
— Простите.
— Еще года не прошло, — сказал я, и внезапно у меня мелькнула мысль, которую я тут же и высказал: — Получается, что женат я был семнадцать лет, но просто…
В комнате стало сумрачнее. Мы сидели в круге света от настольной лампы, напряженно вытянувшись на краешках кресел, и оба вглядывались в лица друг друга в теплом и неярком свете.
— Я выплыл, — сказал я, побуждаемый интимностью обстановки. — Но это, наверно, чертовски скучная материя.
— И вот что с нами случилось.
—
— Что мы, как чертовски скучные люди, пришли к тому, что стали работать по субботам с утра и до вечера. И только это поддерживает в нас сознание, что мы еще чего-то стоим.
— У меня есть дочь. Это помогает. А работаю я сейчас только потому, что невидимый голос дал мне поручение, и я не смею отказаться.
— Какого же рода поручение могло привести вас к моей двери? Уж не попал ли в беду кто-то из моих ребят?
— Вам сегодня не звонили?
— Ну не тяните же!
— Кто из ваших ребят мог попасть в беду, как вам кажется?
— Мальчик или девочка?
— Девочка.
— Катарина Соуза Оливейра.
— С первой попытки.
— Я так и знала, что в конце концов мне придется отвечать на вопросы о ней.
— Вопросы о чем?
— Должно быть, о наркотиках.
— Я из отдела убийств.
Ее руки взметнулись к лицу. Она застыла. Потом подошла к окну и отворила ставни, впуская в комнату свет и остаток дневного тепла.
— Что случилось? — спросила она.
— Ее убили вчера под вечер, — сказал я. — Странно, что вам никто не звонил. Доктор Оливейра сказал, что пытался дозвониться до вас поздно вечером.
— Я была с сестрой в Алфаме.
— Вы ожидали неприятностей с наркотиками.
— Я считаю своей обязанностью наблюдать, нет ли у ученика признаков наркомании: следов от шприца, расширенных зрачков, рассеянности, чувства потерянности.
— И каким же из этих признаков обладала Катарина?
— Всем набором, кроме следов от шприца.
— Вы говорили с ней на эту тему?
— Конечно. Я говорю с каждым из подозреваемых.
— А чувство потерянности — откуда бы этому взяться у нее?
— Оно не означает, что ее не любили. Ну, вы же понимаете, как это бывает. Она была талантлива, а это привлекает внимание. Голубоглазая блондинка с чудным голосом. Многим она нравилась, и многие пытались ей подражать, но друзей среди поклонников у нее не было. Все они были не чета ей.
— Вы слышали, как она поет?
— Голос не то чтобы очень красивый, не звонкий, не такого уж приятного тембра, но от него почему-то бежал мороз по коже. Она умела петь фадо, но особенно любила исполнять песни под негритянскую музыку — блюзы, Билли Холидей. Петь под Билли Холидей — это был ее коронный номер.
— Да, ей было о чем поплакать, — сказал я. — А как насчет перепадов настроения?
— В этом семестре настроение у нее было вполне сносное. Иногда с ней случались
— Следов медикаментов в ее крови не обнаружено.
— Возможно, она перестала принимать то, что вызывало все эти перепады.
— Для своего возраста она была крайне сексуальна. Вы знали о каких-нибудь ее романах в школе?
— Разве может у нас что-то происходить без того, чтобы все не стали судачить об этом? Но иногда слухи сильно преувеличены, и очень непросто разобраться, где правда, а где ложь. Так что слухи я обычно не обсуждаю.
— Меня интересуют ваши собственные наблюдения.
Она отошла от окна и вновь села на самый краешек кресла.
— Попробую сформулировать это иначе, — сказал я. — Я прошел по ее следу весь путь от пансиона на Руа-да-Глория до кафе, что неподалеку от школы. В кафе «Белла Италия» она была примерно в два пятнадцать. Можно предположить, что она была в школе. Зачем бы ей проделывать весь этот путь, если не идти потом в школу?
— Она была у меня в классе до четырех тридцати.
— Ну а потом?
Потупившись, она принялась нервно ломать пальцы.
— Я видела, как она уходила из школы. Вместе с молодым человеком — нашим преподавателем английского языка, шотландцем Джейми Галлахером. Стоя с ней на углу, он что-то говорил ей, она не отвечала, потом пошла по Дуке-де-Авила, а он пошел за ней… вот все, что я видела.
— В этом было что-то необычное?
— Если верить сплетням, у них были какие-то отношения. Говорили, что Катарина после занятий иногда отправляется к нему. Но это сведения неточные, и опираться на них в своей работе вы не должны. Это все девчоночий треп.
— А о Джейми Галлахере что скажете?
— Человек он приличный, но, как и многие англичане, любит выпить и пьет крепко… а пьяный ведет себя не самым лучшим образом.
17
20 декабря 1941 года, Серра-да-Малката, Вейра-Байша.
Португалия.
Караван мулов распался. Молодого человека Абрантеш отправил вперед. Он проклинал себя за то, что навьючил на мулов слишком много, но оставлять несколько сот килограммов на следующий переход тоже было бы неразумно. Два мула не выдержали — один охромел, другой порвал подпругу. Они попытались переложить поклажу на других, но и это было невозможно без риска потерять и остальных. Погода тоже не обещала ничего хорошего — похолодало, сильный северо-восточный ветер прибавил к дождю град, над горами сгустились тяжелые тучи.