Смертельно безмолвна
Шрифт:
– Все будет в порядке.
– Нет, Мэтт, ничего не будет в порядке. Уже не будет. Я – не Норин.
– Никто не просить вас становиться Норин.
– Ты думаешь? – Ее бирюзовые глаза вспыхивают яростью. – Но кто, если не я? Кто позаботится о доме? Кто позаботится об Ари? Об это ты подумал?
– Мы поможем вам. – Я пытаюсь говорить ровно, но голос дрожит. – Вы не одна.
– Конечно, одна! У меня никого не осталось. Все мои близкие умерли, все. Я думала, я никогда не переживу потерю Реджины. Но теперь нет и Норин, о боже. –
Она запинается и прижимает к себе ноги, будто защищаясь от реальности. Но ничего не выходит. Не получится. У боли есть отличное свойство – она не проходит просто так. Я помню, как чувствовал себя, когда умерла мама. Меня разрывало на куски, все жгло. Боль ни с каким чувством не сравнится. Да. Ни с любовью, ни с завистью, ни с гневом. От этих чувств тебе хочется действовать, сорваться с места и совершить нечто особенное. Плохое, хорошее, неважно. От боли же тебе хочется уйти. Уходя, хочется перестать дышать.
– Когда умерла моя мать..., – шепчу я, в растерянности опустив взгляд на свои руки, я никогда не делился этими переживаниями, – мне было паршиво, я не знал, как избавится от чувства, что легче никогда не станет. Знаете, что-то вроде тупика. Просыпаешься и уже наперед знаешь, что лучше не будет.
– И что изменилось? – Мэри-Линетт смаргивает слезы.
– Да особо ничего. Я просто подумал об отце.
– Ты был ему нужен.
– А вы нужны Ариадне. – Я перевожу взгляд на женщину, а она отворачивается.
– Из меня выйдет плохая мать, Мэтт.
– Из меня тоже.
Мы усмехаемся, и Мэри-Линетт вскидывает брови, словно удивляется, что может не вспоминать о боли несколько миллисекунд и растягивать губы в улыбке.
– Я просто думаю, что мы не должны заменять кого-то. У Ари уже была мать. Вы для нее должны быть тетей, которой и были раньше.
– Возможно.
Женщина замолкает, а я поднимаюсь с пола и протягиваю ей руку.
– Давайте уберемся и сделаем омлет.
– Научишь меня включать конфорку?
– Не обещаю. Но попытаюсь.
Мэри кивает и уверенно хватается за мою руку. Она собирается что-то сказать, но не произносит ни звука. Просто кивает, и я киваю в ответ. Думаю, мы поняли друг друга.
Через пятнадцать минут мы все-таки разбираемся, как работают приборы. К нам уже спускаются Хэрри с Дельфией, а чуть позже подходит и Джейсон.
Кто-то предлагает включить телевизор. В новостях говорят про изменение климата и вспышку эпидемии неизвестной болезни на Востоке штата. Показывают людей, у которых из глаз катятся кровавые полосы. Желание перекусить тут же пропадает... Все мы знаем, что катаклизмы связаны с девушкой, что сейчас спит на втором этаже. И это пугает. Меня мучает главный вопрос: как предотвратить последствия, если ящик уже открыт?
– Я ис-сцелю ее, – внезапно проговаривает Дельфия, смущенно сгорбив плечи.
– Это поможет?
– Думаю,
– Ящик Пандоры был открыт не Ариадной. Ее душа – чиста, – предполагает Джейсон и неуверенно проходится ладонью по волосам. – Чисто теоретически мы вернем к жизни другого человека и избавимся от того, кто выпустил грехи.
– А что, если не сработает? – Я задаю этот вопрос, потому что я единственный, кто в состоянии смотреть в глаза реальности и не бежать с дикими воплями.
Они, наверно, думают, что мне не страшно. Что мне все равно.
Они понятия не имеют, что происходит у меня внутри, как жутко мне хочется уже со всем этим покончить, как осточертело копать в самое дерьмо, видеть то, что другие видеть попросту отказываются. Но я спокоен. Я сдержан. Я держу все под контролем.
– Ты знаешь ответ, – отрезает Джейсон. Еще один смельчак в комнате.
– Давайте, мы прекратим нагнетать обстановку, ладно? – Хэйдан вскидывает брови и на всех смотрит недовольно, словно представляет, как отвешивает каждому оплеуху. – Вы забыли, что к нам приходила Мойра Парки? Забыли, что это ее идея – привести Дельфию?
– Хэрри, судьба любит обманывать.
– Судьба все знает. Она велела найти Дел, мы ее нашли. Хватит пугать всех.
Мэри-Линетт безучастно ковыряется вилкой в омлете, Джейсон испепеляет взглядом коробку сигарет, которая валяется на верхней полке. Я же мну под столом пальцы. У меня и в мыслях не было никого пугать. Я просто хочу, чтобы все понимали, на что мы идем.
– Сегодня в полночь Йоль. – Я смотрю сначала на брата, потом на Дельфию. – Мы не станем ждать. Будет лучше, если ты приступишь сразу же.
Девушка нервно поджимает губы и опускает взгляд на свои пальцы, которые робко и непроизвольно вырисовывают на столе угловатые узоры. Этел кажется мне слабой. Я, как ни стараюсь, не могу представить, что она способна нам помочь, впрочем, как и себе.
– Ты слышишь? – Спрашиваю я с нажимом. – Дельфия?
– Мэтт, она не глухая, – вступается Хэйдан и пронзает меня недовольным взглядом.
– Тогда пусть потрудится ответить.
– Ей сложно говорить, если ты не заметил.
– Я должен знать: да или нет.
– Т-ты не обяз-зан. – Неожиданно шепчет девушка. Она поднимает голову и невинно хлопает ресницами, а я недоуменно отклоняюсь.
– Что?
– Не обяз-зан все конт-тролироват-ть. М-меня не н-надо контролироват-ть.
– Да не собираюсь я никого контролировать. Я просто задал вопрос. – Прокатываюсь пальцами по подбородку и поднимаюсь. – Тебе ничего не нужно для ритуала? Или как это вообще называется... Свечи, мел. – Чувствую себя идиотом. – В общем, ты меня поняла.
– Нет.
Отличный ответ. Короткий и вполне приемлемый. Я киваю и, взглянув на Джейсона, сплетаю перед собой руки. Он выглядит отстраненным. Как и Мэри. И мне вдруг кажется, что я должен спросить у каждого в этой комнате, готов ли он действовать.