Смертельно прекрасна
Шрифт:
Я вновь оказываюсь в маленьком, тусклом кабинете Смерти.
ГЛАВА 15. ДИЛОС.
Я молчу. Смотрю на свои руки, широко раскрыв глаза, и не двигаюсь. Не могу. Все в эту минуту становится чужим. Настоящая Ариадна Блэк погибла в аварии вместе с отцом и сестрой. Настоящая Ариадна Блэк должна быть похоронена на Западном Кладбище. Она умерла. Но тогда кто сидит в этом тусклом кабинете? Кто пялится на свои ладони?
Приподнимаю голову, а мужчина смотрит на меня прямым, бесстрастным взглядом. Не думаю, что он
Я закрываю глаза и невольно обхватываю себя ладонями за талию.
Ты думаешь, самое плохое уже случилось, а потом жизнь делает еще хуже.
– Ариадна, – говорит Морт , и, приподняв подбородок, я замечаю, что мужчина стоит совсем близко. Он касается длинными пальцами худого лица и хмурит густые брови. Его глаза кажутся поразительно знакомыми, и когда я подмечаю похожие черты лица, живот у меня вовсе сводит. Нет. Не могу так. – Я не знаю, что сказать.
– Не знаете ? – Я рассеяно смотрю на Ноа.
– Я не мог поступить иначе. И Джин не могла.
– Реджина Блэк.
– Я хотел бы сказать нечто такое, что успокоит тебя. Но я не умею.
– Да, не умеете, – растеряно поднимаюсь и взъерошиваю волосы. Внутри горит нечто неконтролируемое, горячее и колючее, отчего подкашиваются ноги, взвывает все тело. Я ничего не понимаю. Я не могу ничего понять. – Почему?
Ноа молчит. Выпрямляется и смотрит на меня пристальным, понимающим взглядом, от которого становится еще хуже. Отворачиваюсь и горблю спину, покачиваюсь слабо и измотано, будто бы сил во мне больше не осталось.
– Я совсем не знала свою мать.
– Она защищала тебя.
– От чего? От правды?
– Правда ранит людей.
Недоуменно прищуриваюсь. Правда ранит? А ложь приносит удовольствие? Что мне должно помочь? Незнание? Беззащитность?
Впиваюсь пальцами в виски и надавливаю так сильно, что голова вспыхивает.
– Кто вы? – Опускаю руки. – Кто вы, Ноа?
– Я – Смерть, Ариадна.
– Вы знаете, о чем я.
Ноа молчит. Даже у Смерти недостаточно сил, чтобы признать то, что подкашивает обычных смертных. Он расправляет широкие плечи, а я шепчу:
– М ама спасла меня. И я понимаю ее. Но принять ее ложь? Принять то, что она врала мне? Секреты выплывают на поверхность. А вопросы находят свои ответы. Жить и слепо верить, словно тайны так и остаются тайнами – глупо. И она должна была это понимать.
– Она молчала, чтобы спасти тебе жизнь , Ариадна.
– Она молчала о том, кто я… – Растерянно протягиваю я и смотрю на мужчину. – Она молчала о том, кто вы. Это самое важное, неужели неясно, неужели непонятно, что нельзя так поступать с теми, кого мы любим. Нам не нужны секреты, не нужны жертвы, я не хочу даже думать о том, что бы подумал мой папа. Что бы он сделал?
– Лукас был хорошим человеком.
– Да. Был. А вы – нет. Не вы, не мама. Вы не имели права.
– Не тебе судить. Джин жила ради вас. Тебя и твоей сестры. Она скрывалась, потому что надеялась никогда больше
– Как можно не связываться с тем, что является твоей сущностью?
– Ты бы никогда не узнала, о том, кто ты, если бы не стечения обстоятельств.
– Судьба? – Я вдруг усмехаюсь и касаюсь ледяными ладонями горящего лица. Щеки так и пылают. – М ожет, я не туда на прием записалась? Может, мне стоило пойти к ней?
– Ты здесь, потому что так нужно , Ари. – Отрезает Ноа Морт, подходя ко мне. – И ты можешь отрицать это, ненавидеть, не понимать, но ничего не изменится.
Он отчитывает меня? Я сжимаю в кулаки пальцы и сдерживаю дикую растерянность, злость, обиду. Я смотрю на мужчину и ничего не понимаю. Что он делает? Рассказывает о том, как мне жить ? К ак просто принять перемены и поверить в полную чушь, продолжить ходить, будто бы ничего не изменилось ?
– Вы все сказали?
Ноа Морт недоуменно сводит брови. Я невольно представляю, как в своей голове он перебирает различные фразы, которые когда-либо ему говорили люди, которые смогли бы разбудить во мне понимание или привязанность; набор штампов, вроде: все нормально, ты справишься, все получится. Те самые лозунги для неудачников, которыми так излюбленно пользовалась мама.
– Ты хотела узнать правду. – Наконец, после гробового молчания, говорит Ноа.
– Да.
– Но теперь тебе больно.
Он глядит на меня, будто изучает, будто копается в душе, а я отворачиваюсь, словно пытаюсь закрыться. Но ничего не выходит. Его взгляд проникает даже сквозь кожу.
– Скажи что-нибудь. – Просит он.
– Разве вы не читаете мои мысли?
– Ты ведь просила не читать.
– А вы сказали, что это невозможно.
– Я стараюсь. – Он кивает, а я рассеянно гляжу в пол. Что мне делать?
Мысли сплелись в один огромный шар, и виски пылают от боли. Даже если бы Морт захотел залезть мне в голову, вряд ли бы он что-то понял.
– Я должна идти. – Наконец, шепчу я. – До свидания.
– Ари, – восклицает мужчина, и я невольно замираю на месте. Гляжу на него , поджав губы. Он сглатывает и недоуменно подходит ближе. – Возвращайся.
Вернуться? Куда? А главное – зачем. Неожиданно все окрасилось черным цветом, не помню, чтобы когда-то я ощущала подобное внутри: тлеющую пустоту и растерянность.
С мотрю в глаза Ноа, а затем сжимаю в тисках ремень сумки и выхожу из кабинета.
Я несусь вдоль коридора, наблюдая за плавающим горизонтом. Двери вытягиваются, стены темнеют, сжимают меня в неистовых объятиях, будто пытаются задушить, будто им все равно, кого поймать в ловушку. Главное упасть на плечи, а Судьба решит, что будет.
Я почти уверена, пожар в груди ненастоящий … Кожа не может так пылать. А легкие не могут так гореть. Но правдой, несмотря на все мои мысли, является то, что происходит, а не то, что творится у меня в голове. Возможно , огня и нет. Его не видно. Но внутри меня определенно сгорают последние остатки смелости и разума. Быть храброй – дар, не все им обладают. Принимать удары и стоять ровно – очень трудно. И люди падают. Падают все. Разница лишь в том, кто поднимается.