Смертельно прекрасна
Шрифт:
– Обычно в виде исключения, – добавляет вторая гостья со светлыми волосами.
– И, видимо, вы и есть то исключение, – язвлю я, не сводя глаз с фон Страттен.
– Видимо. Знаешь, что обозначает твое имя?
Я откладываю вилку и на выдохе пожимаю плечами.
– Нет.
– В переводе с греческого языка оно означает «та, которая очень нравится».
– Очень интересно.
– Ты или притворяешься или не понимаешь, как действуешь на людей, Ари. Хочешь, я открою тебе тайну? – Меган вдруг придвигается ближе, ее холодная рука накрывает мою ладонь, поглаживает
Меган фон Страттен приподнимает подбородок, а затем проходится пальцами нежно и быстро по моим губам. Я растерянно застываю. Что она хочет сказать? Она пугает меня.
– Нет, не пугаю, – шепчет женщина едва слышно, – очаровываю.
Красота этой женщины сверкает ярче пылающих фитилей. Я хочу сказать, что ничто в ее словах не имеет смысла, но она в очередной раз опережает меня.
– Норин собиралась стать врачом, потому она целитель… Мэри-Линетт всегда видела и слышала то, что другие пытались утаить, скрыть, верно, Мэри? – Женщины встречаются глазами, и у моей тетушки на лице расплывается недовольный оскал. – Верно. – Она вновь на меня глядит черными, как бездна глазами. – А ты подчиняла себе людей красотой лица, мелодией голоса. Ты завораживала их. Поэтому умеешь контролировать их поступки.
– Поговорим о проклятье ! – Неожиданно резко заявляет Мэри, вонзив вилку в тонкий кусок курицы. Она нервно ухмыляется и выдыхает. – Насколько мне известно, наказанием также награждают за особые услуги. Что скажешь, Мегс? Например, когда людская жизнь не стоит ни цента , тебя делают бессмертным. Ч тобы ты наблюдал за тем, как все , кто тебя окружает, каждый, кто проник в твое сердце – умирали. Один за другим. Друг за другом.
– Это давняя история, – вмешивается Норин, прикоснувшись к Мэри ладонью.
– Тогда пусть она расскажет, – уверенно сбросив руку сестры, восклицает тетя, – как это – гореть. Меган, это ведь твое второе проклятье. Правда? О, нет. Было вторым, ведь ты сдалась, отдав душу нашему Хозяину, чтобы…
Мэри-Линетт замолкает. Х лопает ресницами. Опускает взгляд на свои руки и вдруг с невероятной силой начинает лупить ладонями по плечам, локтям, закричав от дикой боли.
– Что происходит! – Испуганно восклицаю я, а тетя Мэри вскакивает из-за стола.
Внешне с ней ничего не происходит, но она кричит так истошно, мечется так нервно и порывисто, что создается впечатление, будто кожа на ней дымится и горит! Ногтями она пытается содрать невидимые ожоги, кашляя и взвывая, лихо ударяется спиной о стену.
– Хватит, – ледяным голосом отрезает Норин, сведя брови, – Меган, прошу тебя.
Но Меган фон Страттен не двигается. Ни один мускул не дрогает на ее лице.
Черные глаза женщины продолжают испепелять кричащую от неистовой боли Мэри, а пальцы тягуче и спокойно поглаживают подбородок. Я резко подаюсь вперед.
– Ей больно! – Кричу я. – Зачем вы это делаете?
Женщина с ярко-багровой помадой, та, что сидит
– Мэри-Мэри, - шипит она, - глупая Мэри. Никогда не умела держать язык за зубами.
– Заткнитесь! – Взрываюсь я, и женщина тут же послушно замолкает.
П однимаюсь на ноги, не знаю, откуда во мне смелость берется , неожиданно хватаю Меган фон Страттен за руку и со всей силы дергаю на себя, да так, что взвывают пальцы.
– Хватит, оставьте ее в покое!
Угольные глаза женщины впиваются в меня острым клинком, раскроив на части всю мою стальную непоколебимость. Тетя Мэри валится с ног, хватается руками за лицо, а я с силой стискиваю зубы. Она не напугает меня. Не напугает меня.
– Поздно, милая, – медленно поднимаясь, шепчет Меган, – я уже тебя напугала.
– Я вас не боюсь, – небрежно рявкаю я.
– Ари, хватит, – просит Норин, но я не слушаюсь.
– Возможно, вы сильнее меня, Меган, и у вас больше опыта. Возможно, это шелковое платье эффектнее на вас смотрится. Что скрывать, вы невероятно красивая женщина. Но я вас не боюсь. Вы не можете быть страшнее тех, кого я уже встретила.
– Ты кое-что упустила.
– Что же?
Меган фон Страттен наклоняет голову и вдруг устремляет взгляд на мою руку.
Я ничего не понимаю. О пускаю глаза и неожиданно вижу , как мои пальцы безвольно тянутся к серебряному ножу. Что я делаю? Растерянность комом застревает в горле : что со мной происходит? Пытаюсь приструнить руку, прижать ее к себе, но она не слушается.
– Что вы делаете? – Осипшим голосом спрашиваю я. – Почему я…
Внезапно мои пальцы обхватывают рукоять ножа. Испуганно округляю глаза, воздух непослушно закатывается обратно в легкие, и, застыв от шока, я шепчу:
– Нет. – Шепчу тверже. – Нет !
Порывисто правая рука взмывает вверх. Хочу ее перехватить, но не успеваю. Острие с глухим стуком вонзается в стол, и лишь через несколько секунд, я понимаю, что вместо салфетки пригвоздила к поверхности собственную ладонь. О, Господи.
Распахиваю глаза, да так, что их щиплет. На подсознании пытаюсь избавиться от той боли, что пронзила судорогой все тело, и порывисто дергаю на себя руку, но только делаю дыру в ладони еще шире, еще больше. Нет, нет. Я должна избавиться от ножа, я не должна останавливаться. Резко и безжалостно рву на себя ладонь, взвываю от боли, ужаса, паники и наблюдаю за тем, как багровый фонтан застилает стол, впитывается в салфетки.
– Нет, что вы наделали, – срывающимся голосом хриплю я, – что вы наделали!
– Н е боишься меня, – тягуче пропевает Меган фон Страттен, – но ты должна бояться себя. Бойся себя. Я не всегда с тобой рядом, но ты всегда готова сделать себе больно.
Нет, нет, нет, как же больно, о, Господи. Нет! Слезы застилают глаза, лицо пылает и горит, а от парализующего шока дыхание заклинивает, словно кто-то скидывает кирпичей поперек гола ! Я продолжаю кричать, вырывая из-под ножа руку, слушая, как хлюпает моя кровь, и, наконец, срываю оковы, зажмурившись так крепко, что лицо сводит от боли.