Смертельный номер (рассказы)

Хартли Лесли Поулс

— Благодарю, — ответил полицейский. — Я не прочь.

Уолтер довольно неплохо разбирался в выражениях, какими пользуются люди этого звания, и понял, что полицейский принял приглашение охотно.

— Сюда, — щебетал он. — Я писал у себя в кабинете. А ведь, ей-богу, холодно. Я пущу газ посильнее. Не хотите ли снять теперь свою амуницию? Устраивайтесь как дома.

— Мне нельзя долго задерживаться, — заметил полицейский. — У меня, вы ведь хорошо знаете, работа.

— О да, — сказал Уолтер, — совершенно дурацкая работа. Синекура. — Он запнулся, задумавшись над тем, может ли полицейский знать, что такое синекура. — Полагаю,

вы в курсе дела. Открытки.

Полицейский утвердительно кивнул.

— Но пока вы здесь, со мной ничего не случится, — сказал Уолтер. — Я в такой безопасности… в такой безопасности, как в крепости. Оставайтесь подольше — сколько можно. Выпьем?

— На работе не пью, — объяснил полицейский. Стоя по-прежнему в плаще и шлеме, он огляделся. — Значит, вот вы где работаете, — промолвил он.

— Да. Я писал, когда вы позвонили.

— Не посчастливилось, я думаю, какому-нибудь бедняге, — сказал полицейский.

— Да почему? — Уолтера резанул его недружелюбный тон, и он заметил, что у полицейского жесткий взгляд.

— Все скажу, погодите минутку, — сказал полицейский, но тут зазвонил телефон. Уолтер извинился и быстро вышел из комнаты.

— Говорят из полицейского участка, — сказал голос в трубке. — Это мистер Стритер?

Уолтер подтвердил, что это он.

— Ну, как там у вас, мистер Стритер? Надеюсь, все в порядке? Я вот отчего спрашиваю. Вы уж извините, но мы тут совершенно забыли о том маленьком одолжении, которое собирались вам оказать.

— Но вы, — сказал Уолтер, — кого-то прислали.

— Нет, мистер Стритер, боюсь, что нет.

— Но полицейский уже здесь, в моем доме.

Последовала пауза, затем его собеседник сказал менее беззаботным тоном:

— Не может быть, чтобы это был один из наших ребят. Не заметили случаем его номер?

— Нет.

Последовала еще более долгая пауза, затем голос в трубке сказал:

— Хотите, мы пришлем кого-нибудь сейчас?

— Да, п…пожалуйста.

— Ну ладно. Будем у вас в мгновение ока.

Уолтер положил трубку. Что же теперь? — спрашивал он себя. Забаррикадировать дверь? Выскочить на улицу? Попытаться разбудить домоправительницу? С любым полицейским шутки плохи, а уж с подложным — тем более! Сколько пройдет времени до приезда настоящей полиции? Сказали «в мгновение ока». А сколько это «мгновение ока» отнимет минут? Пока он так рассуждал, дверь отворилась и вошел его гость.

— Когда полиция переступает порог вашего дома, она вправе войти в любую из комнат, — сказал он. — Вы разве забыли, что я был полицейским?

— Был? — переспросил, пятясь от него, Уолтер. — Вы и сейчас полицейский.

— Был я и еще кое-кем, — сказал полицейский. — Вором, сутенером, шантажистом, не говоря о том, что еще и убийцей. Вам следовало бы это знать.

Полицейский, если его можно назвать таковым, казалось, все ближе и ближе подходил к нему, и вдруг Уолтер остро ощутил значимость малых расстояний: от буфета — к столу, от одного стула — до другого.

— Не знаю, что вы хотите этим сказать, — пробормотал он. — Почему вы так говорите? Я не сделал вам ничего плохого. Да я вас никогда и в глаза не видел.

— Ах, не видели? — сказал тот. — Зато вы думали, — тут он повысил голос, — и писали обо мне! Повеселились на мой счет, так? Ну а теперь я хочу повеселиться на ваш. Вы сотворили меня самым мерзким из мерзких, постарались. Это называется — «не сделали

мне ничего плохого»? Вы не задумывались над тем, что значит быть таким, как я, правда? И не ставили себя на мое место, правда? И ни капельки не сжалились надо мной, правда? Что ж, я тоже не собираюсь вас жалеть.

— Но говорю же вам, — воскликнул Уолтер, хватаясь за край стола. — Я не знаю вас!

— И вы еще утверждаете, что не знаете меня! Сотворили надо мной такое, а потом и вовсе позабыли! — в голосе его послышались нотки обиды и негодования. — Забыли Уильяма Стэйнсфорта!

— Уильяма Стэйнсфорта!

— Да. Я был для вас козлом отпущения, не так ли? Вы свалили на меня свою неприязнь к самому себе. Вы чувствовали себя превосходно, когда писали обо мне. Думали, какой вы честный и благородный, что пишете о такой дряни. Поговорим теперь, как один У. С. с другим. Что я должен сделать, чтобы поступить так, как это соответствует моей натуре?

— Я… я не знаю, — промямлил Уолтер.

— Не знаете? — ухмыльнулся Стэйнсфорт. — А вам бы следовало это знать, раз вы меня сотворили. Что сделал бы Уильям Стэйнсфорт, доведись ему встретить в каком-нибудь укромном уголочке своего старого папашу, своего доброго старого папашу, который отправил его на виселицу?

Уолтер только смотрел на него во все глаза.

— Вы не хуже меня знаете, что бы он сделал, — сказал Стэйнсфорт. Внезапно лицо его совершенно исказилось. — Нет, не знаете. Вы никогда меня не понимали. Я вовсе не такой злодей, каким вы меня изобразили. — Он замолчал, и в душе Уолтера блеснул слабый призрак надежды. — Вы не дали мне ни одного шанса на спасение, правда? Что ж, я вам дам один. Это показывает, что вы меня никогда не понимали, не так ли?

Уолтер кивнул.

— Вы забыли кое о чем.

— О чем же?

— Что я когда-то был ребенком, — ответил бывший полицейский.

Уолтер ничего не сказал.

— Признаетесь? — свирепо промолвил Уильям Стэйнсфорт. — Так вот, если сможете назвать хоть одну добрую мысль, хоть одну черту, искупающую мои грехи…

— Да?

— Ну, тогда я вас отпущу.

— А если не смогу? — прошептал Уолтер.

— Ну, тогда дело плохо. Тогда нам предстоит схватка. Вы знаете, что это значит. Вы лишили меня одной руки, но у меня еще сохранилась другая. Стэйнсфорт Железная Рука, так вы меня называли.

Уолтер едва мог дышать.

— Даю вам две минуты. Если не вспомните… — сказал Стэйнсфорт.

Оба посмотрели на часы. Сначала неуловимый бег стрелки парализовал мысли Уолтера. Он уставился Стэйнсфорту в лицо, хитрое, жестокое лицо, которое всегда было как бы в тени, как будто свет не смел прикоснуться к нему. Он отчаянно напрягал свою память в поисках одного-единственного факта, который принесет ему спасение. Но память его, словно туго сжатый кулак, не желала выдавать своих тайн. «Нужно что-то придумать», — размышлял он, и тут внезапно напряжение, сжимавшее его мозг, спало, и он увидел отчетливо, словно на снимке, последнюю страницу своей книги. Потом, как по волшебству, как во сне, перед ним с необычайной ясностью пронеслись страницы его книги, все, от первой до последней, и он со всей непреложностью осознал: того, что он ищет, там нет. В этом средоточии зла не было ни капельки добра. И с настоятельностью и каким-то даже восторгом он почувствовал, что если он сейчас не подтвердит этого, то совершит предательство по отношению к Добру.