Смертельный огонь
Шрифт:
Для Нумеона же эта боль была еще сильнее, поскольку напоминала ему о его самой позорной неудаче, ибо разве не он был обязан защищать своего повелителя?
Склеп наполняла тьма, глубокая и черная, как в океанской впадине. Бездонная, душащая всю надежду, она липла к гладким стенам и угрожающе подступала к осажденному мемориальному огню. Застоялый воздух был враждебно холоден, как морозной зимой. Сюда приходили увядать и исчезать — не сгорать ярко в пламени горы, разжигая искры новой жизни.
— Вы позволили им держать его здесь?! — прорычал
Несмотря на страдальческое выражение лица, Зитос едва не огрызнулся, но его взгляд упал на Вар’кира. Капеллан медленно покачал головой, поэтому Зитос опустил глаза от горя и отчаяния.
Они пропустили Нумеона вперед, а сами следовали за ним в паре шагов.
Золотой саркофаг, в котором был заключен Владыка Змиев, находился недалеко, и, когда они приблизились, Вар’кир подал Зитосу знак остановиться. Нумеону потребуется немного личного пространства для встречи с неоспоримой истиной, что Вулкан, их отец, был мертв.
Нумеон тоже замедлил шаг, но неосознанно — как осужденный на пути к виселице.
Он так долго верил, что Вулкан жив. Он знал это каждой клеткой своего тела, чувствовал нутром. Вера в Вулкана спасла его, когда он умирал на черных молниевых полях Траориса. Мантра Вулкана давала ему силы, когда в плоть вонзались ножи Ксенута Сула.
— Вулкан жив…
Он произнес слова вслух, крепко сжал печать отца, опять же неосознанно, и приблизился к саркофагу.
Возможно, виноваты были темнота и холод в склепе, возможно — огромная усталость, но Нумеон уже не выглядел уверенным в своих словах, когда протянул дрожащую руку к позолоченному гробу Вулкана.
— Вулкан жив, — повторил Нумеон тише шепота, чтобы никто не слышал, и, набравшись смелости, взглянул на отца, заключенного в саркофаг…
Когда он повернулся, его лицо искажал гнев.
— Что это значит? — спросил Нумеон. — Отвечайте!
Вар’кир ожидал увидеть горе, отрицание, даже отчаянную злость, но не это. Он взглянул на Зитоса, затем обратно на Нумеона.
— Брат, я не… — начал он, подходя ближе.
Зитос последовал за ним.
— Загляни в саркофаг, Вар’кир! — рявкнул Нумеон, ударив кулаком по золоченному металлу. — Скажи, видишь ли ты то же, что и я.
Вар’кир и Зитос одновременно бросились к саркофагу.
Зитос охнул и упал на колени, одной рукой опираясь на гроб. Вар’кир, распахнув глаза, лишь покачал головой.
Нумеон был в ярости.
— Ответьте, — повторил он им, — где наш отец?
— Он был здесь, Нумеон, — ответил Вар’кир, окидывая зал взглядом в поисках каких-нибудь улик. — Кровью клянусь.
Нумеон обнажил меч.
Зитос открыл рот от ужаса, но потрясение уже обращалось в гнев.
— Кто-то заплатит за это.
— Отвечайте, будьте вы прокляты! — Нумеон схватил капеллана за тяжелую цепь на шее.
Вар’кир был слишком поражен, чтобы сопротивляться, и только смотрел на саркофаг.
— Я не знаю, брат, — выдохнул он, в панике качая головой. — Я не знаю.
За
Гроб был пуст. Вулкан исчез.
Тронный зал встретил взволнованную и разозленную делегацию напряженной атмосферой.
Лорды отказались от церемоний и пропагандистских эффектов вроде тех, что сопровождали коронацию нового императора на Воинской площади, и перебрались в куда более скромный Конвинкус Кубикуларум — один из многочисленных аудиенц-залов в крепости Геры, чье название переводилось как «Зал победителей». По всей видимости, у его нынешних обитателей название вызывало чувство неловкости.
Наскоро сформированным Империумом Секундус правил в качестве регента Сангвиний, а не Жиллиман. На первый взгляд могло показаться, что примарх Кровавых Ангелов носит свою мантию с королевским достоинством, но это было обманом.
Здесь, в отличие от Воинской площади, не было Пропилеи Титаникус, которая могла бы подавлять присутствующих и придавать сцене важности, которую та, возможно, и не заслуживала. Впрочем, напоминания о могуществе Империума в зале все же имелись; возможно, не такие величественные, как Врата Титанов, но успешно добавлявшие обстановке торжественности.
С мраморных колонн ниспадали знамена трех легионов, а в альковах между ними висели гобелены с изображениями их побед — триптих из воинского таланта, стоической дисциплинированности и ангельского символизма. На этих столпах покоился Империум Секундус, которому предстояло стать вторым фронтом на пути восставшей тьмы и вернуть надежду галактике, отчаянно нуждающейся в спасителе.
Свет от встроенных в стены ламп не проникал в глубь зала, где висели знамена, и в сумраке казалось, что плотная ткань движется сама по себе.
На мраморном троне справа от императора Сангвиния сидел Повелитель Ультрамара. Оба примарха были облачены в броню. Конрада Кёрза до сих пор не поймали, а сам он уже несколько месяцев не давал о себе знать, из чего следовало, что самопровозглашенный «Ночной Призрак» что-то замышляет… Хотя маниакальные порывы Конрада делали его непредсказуемым, и ни в чем нельзя было быть уверенным. В любом случае, укрыть Жиллимана от оружия его врагов за величественными кобальтово-синими доспехами было разумным решением.
Сангвиний был менее мнительным и носил позолоченную броню лишь для того, чтобы демонстрировать свой статус регента. Трон у него был вычурным, не то что у Жиллимана, но не по его желанию, а для соответствия броне, украшенной символом его легиона в виде кровавой капли и ангельскими крыльями, которые он на протяжении всего собрания держал сложенными за спиной.
Слева от Сангвиния, в некотором отдалении от двух других членов правящего триумвирата, сидел мрачный, своенравный Лев.
Всегда бывший в боевой готовности, Лев Эль’Джонсон облачился в черную броню Темных Ангелов, а за одно плечо закинул длинный плащ цвета слоновой кости.