Смертельный огонь
Шрифт:
Нумеон поднял руку, призывая к спокойствию.
— Это не имеет смысла, но ведь и варп его не имеет. Это царство чистых бушующих эмоций. Он использовал против нас горе нашего собственного капитана. Показал нам Вулкана, которого мы так жаждали увидеть. Не говори, что не испытывал ничего подобного.
Ксафен помрачнел, невольно подтверждая справедливость слов.
— Нумеон, я видел воинов, убитых бесчестно, не получивших даже шанса защититься! Как ты можешь просить, чтобы мы вернулись в этот ад? Я устал жить с клинком врага у горла. Хотя бы раз я хочу сам решать свою судьбу, сразиться на
Слова Ксафена встретили одобряющим шепотом. Один раз легион едва избежал самоубийства, и они не испытывали никакого желания повторять.
Но Ксафен еще не закончил.
— Допустим, мы решим вернуться в шторм. Даже если мы выживем… — Он покосился на капеллана. — Вар’кир — не навигатор. Может, он и видит Ноктюрн за завесой, но как он поведет корабль?
— Поведет не он, — ответил Ушаманн, — а я. И Цирцея, если выживет.
— Ни один навигатор сквозь этот шторм не пробьется, Ксафен, — сказал Вар’кир. — Мы уже пытались — и потерпели неудачу. Мы должны обратиться к древним наукам, которым обучил нас Вулкан. Предать идеи просвещения, отринуть принципы Имперской истины. Мне нелегко это говорить, но я уверен, это единственный способ добраться до Ноктюрна.
— Ты же понимаешь, что это безумие? — спросил Ксафен.
— Брат, ты сам назвал имена погибших, — ответил Нумеон. — Но какой же будет смысл в их жертве, если мы предадим клятвы, данные Вулкану и друг другу? С каких пор Саламандры выбирают самый простой путь?
— Нумеон, это верная смерть.
— Возможно, но я так не думаю. Против этих ужасов у нас есть только надежда, вера друг в друга и в Вулкана, — сказал Нумеон и показал им Печать. — Этот молот вернул меня к легиону. Несколько раз спас мне жизнь. Это просто молот для ковки, элемент доспехов нашего примарха. Я обращаюсь к вам не как ваш капитан или какой-нибудь пророк. Я Саламандра, сын Вулкана, и я слышу, как пламя горы зовет меня домой. Все это время, полное испытаний и потерь, я верил, что у нас есть высшая цель. Вот она. Смертопламя зовет своего приемного сына. Она одна может вернуть его нам. И ответьте мне, братья… Есть ли такое испытание, которое мы не преодолеем ради этого? Есть ли такой риск, который не возьмем на себя?
Наступила тишина, нарушаемая только треском огня.
Первым на колени опустился Гарго. Он коснулся пепла, собирающегося под ногами, и медленно, аккуратно изобразил на лице символ воскрешения. Когда он закончил и встал, его глаза горели огнем веры — но не религиозным фанатизмом, а скорее убежденностью и безграничным доверием братству. Иген Гарго, кузнец, утративший свой дар, ставший калекой… Если он еще был способен надеяться, то какое право сомневаться имели остальные?
Следующим подошел Вар’кир, затем Абидеми и Дакар, за ними — Зитос, в конце концов все Саламандры, кроме двоих, нанесли на кожу пепел надежды.
В течение всего ритуала Нумеон не сводил глаз с Ксафена.
— Однажды ты уже выбрал меня своим капитаном, Ксафен. Ты назвал мое имя. Доверился мне. Доверься же еще раз. Это не ритуальное самоубийство, это надежда. Последний ее луч. Но мы должны следовать за ней вместе. Каков твой ответ?
Ксафен подобрал уголек,
Затем он вышел из круга и направился к выходу, но Гарго остановил его, положив бионическую руку на плечо.
— Убери руку, Иген, — тихо попросил Ксафен.
— Отпусти его, — сказал Нумеон, но выражение его лица стало жестким. Он нанес на лицо пепел.
Гарго отступил, и Ксафен покинул Игнеум, нарушая тишину звуком шагов.
— Его раны слишком глубоки. — Гарго попытался оправдать брата.
— У всех нас раны, Гарго, — возразил Нумеон. — Ксафен изменит свое отношение. Должен.
Он окинул взглядом оставшихся и кивнул с едва заметной воинственностью.
— Итак, мы снова вступим в шторм и посмотрим гибели в лицо.
Они не ответили одобрительными возгласами, не начали выкрикивать имя Вулкана. Но в них ясно чувствовалась решимость. Саламандры выбрали свой путь.
Но только одно было несомненно. Этот путь вел к пламени и смерти.
Глава 54
Необходимая жертва
Адиссиан стоял на коленях рядом с Цирцеей, которая беспокойно спала на одной из коек апотекариона. Он взял ее руки в свои, склонил на пальцы голову и тихо читал строки из Лектицио Дивинитатус.
Воздух был холодным и стерильным. Рециркуляторы воздуха тихо гудели, а над головой тускло светились галогенные трубки. Цирцея выглядела измотанной, но по крайней мере она вышла из ступора и уснула. Ушаманн успокоил ее разум, позволив погрузиться в сон.
Адиссиан надеялся, что она никогда не проснется, что ее боль утихнет и она встанет рядом с Императором. По крайней мере здесь, в этом состоянии, ей было покойно.
Корабль и ее экипаж повидал и пережил достаточно. Что будет ждать их всех, включая беженцев с Бастиона, если они последуют за Саламандрами в огонь? Небытие, вернее всего.
От молитв Адиссиана отвлекло характерное шипение воздуха, с которым открылась дверь апотекариона.
Вытерев лицо рукавом формы, он обернулся и увидел Ушаманна, Зитоса и Нумеона.
— Нет, — сказал он, вставая и решительно мотая головой. — Нет, будьте вы прокляты! — Адиссиан остановился между Цирцеей и Саламандрами.
Ушаманн поднял руку, чтобы попросить капитана отойти, но Нумеон остановил его.
— Она нужна нам, Коло, — просто сказал он. — Ушаманн может привести ее в чувство, но потом она будет нам нужна.
— Я слышал, — сказал Адиссиан, — вы собираетесь вернуться в Гибельный шторм.
— И она нужна нам, — мягко повторил Нумеон.
Адиссиан нахмурился, полный злости и преждевременного горя:
— Это ее убьет.
Нумеон кивнул:
— Я знаю, но ее жизнь была отдана на службу легиону в момент ее рождения. Как и твоя, капитан.
Руки Адиссиана коснулись холодные тонкие пальцы, и он резко обернулся.
Цирцея, изможденная, умирающая, но не спящая, смотрела прямо на него. В ее глазах светились сострадание и любовь к человеку, вместе с которым она принесла в этот мир новую жизнь. Жизнь, которой не суждено было остаться надолго, но которая оставила в них неизгладимый след.