Смертельный удар (сборник)
Шрифт:
Глава 10
ДРУЗЬЯ ПРИХОДЯТ НА ПОМОЩЬ
Клиника Лотти Хершель находится примерно в трех милях от моего дома, на углу улиц Дэймен и Ирвинг-парк. В машине Сериз снова вырвало – измазала все заднее сиденье, – потом ее стала бить дрожь. Элина, наблюдая за ней с переднего сиденья, вся извертелась, подробно описывая мне ее состояние. Я готова была ее убить.
Подъехали к клинике. В маленькой приемной, раскрашенной в цвета африканского вельда, было, как всегда, полно детей всех возрастов. За порядком следила миссис Колтрейн, при этом она спокойно стучала на машинке
Увидев меня, она так и засияла.
– Мисс Варшавски! Как я рада вас видеть! Хотите поговорить с доктором Хершель?
– Да, и прямо сейчас. Там у меня в машине молодая женщина, ее рвет, похоже, шок. Спросите, пожалуйста, доктора Хершель, можно ли привести ее сюда.
Забыла сказать, миссис Колтрейн наотрез отказывается называть нас по имени, меня и Лотти; мы к этому уже привыкли и не сопротивляемся. Она передала мою просьбу через Кэрол Альварадо; через несколько минут Кэрол вернулась и помогла мне привести Сериз.
Сериз едва передвигала ноги, ее бил озноб, кожа была какого-то неживого, мучнистого цвета. Без нашей помощи она бы не устояла на ногах.
Когда мы проходили через приемную, вокруг поднялся ропот: люди ждали здесь часами, и им это не понравилось. Кэрол уложила Сериз на стол и накрыла одеялом. Через несколько минут появилась Лотти.
– Ну, Вик, что ты мне на этот раз припасла? – спросила она и, не дожидаясь ответа, подошла к Сериз.
Я рассказала ей все, что знала, и про то, как Сериз вдруг стало холодно, и про то, как ее вырвало.
– Не знаю, что это – беременность, или наркотики, или то и другое вместе, – закончила я.
Лотти хмыкнула и приподняла Сериз веки.
– Она пробудет здесь какое-то время. Зайди попозже, через несколько часов. – И повернулась к Кэрол с каким-то указанием.
Это означало, что после осмотра ответственность за Сериз опять ляжет на меня. Не то чтобы я надеялась, что Лотти ею займется, но все же…
Я сникла и поплелась к машине. А там… Господи, какая же там стояла вонь! Я уже успела забыть, что Сериз вырвало в машине. Пришлось вернуться в клинику, вооружиться мокрыми тряпками и отмывать сиденье. Миссис Колтрейн дала мне немного дезинфицирующей жидкости. Все время, пока я мыла, Элина изводила меня вопросами о Сериз.
– Не знаю, – устало отвечала я. – Не знаю, что с ней. Не знаю, отпустят ли ее, или оставят в клинике. Ничего не знаю. Я вернусь сюда в полдень и, если что-нибудь узнаю, сообщу тебе. – Я включила зажигание.
Элина коснулась моей руки дрожащими пальцами.
– Мы приятельницы с ее матерью, Вики… Виктория. Церлина, ее мать, вела бы себя точно так же, если бы, например, ты попала в беду. Понимаешь?
Я погладила ее по руке.
– Конечно, понимаю, Элина. У тебя доброе сердце. Это делает тебе честь.
Некоторое время мы ехали молча. Потом я спросила:
– Как фамилия Церлины?
– Фамилия Церлины? Зачем она тебе, радость моя?
– Я хочу разыскать ее. Если она в больнице, мне придется как-то спрашивать про нее в приемном покое.
– Но, киска, вряд ли она захочет тебя видеть, если сильно пострадала при пожаре.
Я
– Захочет ли она меня видеть? Если вы с Сериз хотите, чтобы я нашла этого ребенка, ей, черт возьми, придется увидеться со мной. И тебе следовало бы помочь мне.
– Виктория! Как ты выражаешься! Грубостью наших проблем не решишь.
– И ходя вокруг да около – тоже! – возмутилась я. – Или ты скажешь мне фамилию Церлины, или я вам больше не помощник.
– Вот сейчас ты похожа на свою бабушку, когда я у нее жила в те последние месяцы. Она точно так же сердилась.
Не говоря ни слова, я свернула на улицу Кенмор и остановилась перед гостиницей «Копья Виндзора». Бедная бабушка! Будь у нее характер посильнее, она бы поддала Элине под зад еще до ее тридцатилетия. А вместо этого ей пришлось терпеть тетку до самой своей смерти.
– Твоя семья всегда тебя недооценивала, – сказала я, выключив мотор. – Ну что, скажешь ты мне фамилию Церлины или будешь ходить вокруг да около?
Элина искоса взглянула на меня.
– А что, радость моя, это и есть мой дом? Ты просто ангел, потратила на меня столько сил и времени. Нет-нет, не надо, не помогай, я сама это донесу. Ты молодая, тебе силы еще понадобятся.
Не произнося больше ни слова, я отобрала у нее полиэтиленовый пакет и повела в вестибюль гостиницы. Она порхала по вестибюлю и заговаривала с жильцами, а я рылась в сумке, разыскивая квитанцию. Консьержка, которая по моему звонку поднялась из подвала, хотя и помнила меня в лицо, непременно требовала квитанцию, прежде чем впустить Элину в номер. В какой-то момент я испугалась: уж не оставила ли ее в кармане юбки, но оказалось, что она лежит между страницами еженедельника.
Я хотела проводить ее до самой комнаты и вытянуть из нее фамилию Церлины, но консьержка была на страже – посетителей здесь не пускали в номера. Элина быстро послала мне воздушный поцелуй и исчезла, пообещав дать о себе знать в самое ближайшее время.
– Надеюсь, ты скажешь мне, как дела у Сериз, да, киска?
– Каким образом, Элина? – спросила я, лучезарно улыбаясь. – Послать тебе сигнал воздушной почтой?
– Ну… ты, например, можешь оставить для меня записку у консьержки. Не правда ли, дорогая, она может это сделать? – обратилась она к консьержке. Та нехотя разрешила с условием, что это не будет часто повторяться.
Когда они скрылись за очередным лестничным пролетом, я услышала чириканье Элины. Она расписывала консьержке, какая хорошая и заботливая у нее племянница. Лучше просто не бывает. Я стиснула зубы.
Платный телефон для гостиничных жителей стоял в вестибюле, рядом с телевизором. Однако я передумала – не хотелось прерывать передачу «Цена что надо». Вышла на улицу и стала искать автомат, но, пройдя два квартала и ничего не обнаружив, решила поехать домой: так будет быстрее и надежнее.
На двери квартиры банкира появилась наконец табличка с его именем. Посмотрим. Винсент Боттоне. Итальянец! Я почувствовала себя незаслуженно оскорбленной – ведь я наполовину итальянка, почему же он так груб со мной? Я взглянула на свою собственную табличку – Варшавски. Откуда ему знать – фамилия ни о чем не говорит. Попытаюсь-ка заговорить с ним на итальянском, может, смягчится.