Смертельный удар (сборник)
Шрифт:
– Я не могу, Айлин… Майкл пытался убить меня, и ему это почти удалось. Знаешь, к концу нашего разговора с Бобби у меня сложилось впечатление, что он именно этого и хотел.
– Что ты, Вики, не смей так думать! – Ее звучный голос задрожал. – Дочь Тони и Габриелы! Ты что?! Это он не на тебя, он на себя кричал. За то, что позволил так себя обмануть. Он… он хороший человек, Вики. И хороший полицейский, ты сама это знаешь. Иначе бы Тони никогда не взял его к себе. Но он… он не очень хорошо разбирается в таких вещах. Он силен в другом. И я тебя прошу – нет, умоляю – понять его и быть лучше, чем он. Это так важно.
Вот так и получилось, что вскоре я уже миновала рекламный щит на углу улицы Негл – огромный потрет улыбающегося Бутса и надпись под ним, возвещающая, что «Бутс – это и есть Чикаго», – и въехала в предместье, где жил Бобби. И Майкл. Предместье, откуда вышли и Бутс, и Рон, и Эрни… Здесь они росли, дружили и помогали друг другу выбираться из всяких передряг. А это очень важно, особенно в Чикаго, где каждый думает только о себе.
Когда въезжаешь в Норвуд-парк, появляется такое чувство, будто пересек невидимую границу и попал совсем в другое царство. Небольшие аккуратные домики-бунгало, ухоженные лужайки… Благополучие, мир и покой. Этот сказочный мир, кажется, не имеет ничего общего с огромным, расчерченным граффити, заваленным всевозможным мусором городом на юге.
Сегодня, однако, предместье как будто вымерло. В сером октябрьском воздухе на фоне черного неба дома выглядели бесцветными и убогими. Даже лужайки и клумбы в ухоженных двориках не могли оживить пейзаж. В общем, очень скоро я пожалела, что приехала сюда.
Перед домом Бобби было полно машин – они даже перегораживали улицу. Я поставила свою новую игрушку в ряд с другими. Билетов никто не спрашивал. Откуда-то из-за дома слышались голоса и звуки трубы. Я медленно, нехотя пошла туда. В этот момент несколько человек показались из-за дома на Передней лужайке. Они улыбались мне, махали руками, звали… Этакое веселое содружество. Я помахала в ответ – пусть все будет, как положено.
Я прошла за дом. Народу полным-полно, аж травы не видно. Гости заняли не только участок Айлин, но и два прилегающих соседних участка. В центре из цветных лампочек было выложено имя Бобби. Ни музыкантов, ни одного знакомого лица я пока не видела. Вдруг неизвестно откуда явилась Айлин и крепко прижала меня к своей необъятной груди.
– Вики! Как хорошо, что ты пришла. Спасибо тебе! Я так боялась… Бобби вон там… Он будет так рад… Он ничего не говорит, но ты же знаешь…
На ее длинных черных ресницах сверкнули слезы. Она схватила меня за руку и повлекла вперед, туда, где играл трубач и стоял Бобби. Толпа, собравшаяся вокруг, уговаривала Бобби танцевать. Айлин дождалась, пока музыка смолкнет, и вытолкнула меня вперед.
– Бобби, смотри, кто пришел! – воскликнула она.
Улыбка медленно сошла с его лица, сменившись выражением растерянности и какой-то скованности.
– Извините, ребята, – резко произнес он. – Мне нужно сказать два слова этой юной леди. – Он взял меня за руку и повлек через толпу, что оказалось не так-то просто. Кого там только не было! Я заметила даже офицера Нили в ярком цветастом платье. Были здесь и горластые ребятишки, внуки юбиляра.
Бобби привел меня в дом, где две его дочери трудились над гигантским тортом. Обе раскричались, увидев отца:
– Папа, тебе сюда нельзя! Ты же знаешь!
– Ладно-ладно, детки, я ничего не видел. Мы с Вики пройдем
– Договорились, папочка, только идите скорее. – Они подтолкнули нас к лестнице.
Бобби сам достраивал подвальный этаж. Поставил ванну, настелил полы, выложил настоящие стены, оборудовал двухъярусную постель для своих двоих сыновей. Это еще когда его шестеро детей оказались в семи комнатах наверху. Сейчас с ним оставались только две дочери, но он оставил здесь все, как было, – для внуков. Он очень любил, когда они приезжали.
Бобби зажег лампу и сел на красную, застеленную шотландским пледом кушетку. Я села напротив, в старое кресло около декоративного камина. Он потирал свои большие руки, явно не зная, как начать разговор. Я не стала ему помогать.
– Не ожидал увидеть тебя здесь, – произнес он наконец.
– Я и не собиралась приходить. Айлин уговорила.
– Вики, – пробормотал он, глядя в пол, – на прошлой неделе я наговорил тебе всего такого… я не должен был… Не имел права… Прости меня.
– Да, Бобби, мне было тогда очень больно. – Как я ни сдерживалась, мой голос задрожал. – Твой проклятый золотой мальчик чуть не убил меня, а ты говорил со мной так, будто я какая-нибудь шлюха.
Он потер лоб рукой.
– Я… Вики, я говорил с Айлин… хотел, чтобы она мне объяснила… Не знаю, почему я так говорил с тобой. Клянусь Богом. И доктор Хершель звонила мне… Я только от нее узнал о том, что произошло. Она тебе рассказывала?
Я молча кивнула.
– К тому времени я уже знал, что это был Мики. Я знаю… ты пыталась меня предупредить. Но я не мог поверить, до тех пор пока она не сказала, что он стрелял в того старика. Я… Вики, не смотри на меня так! Мне и без того трудно…
Не говоря ни слова, я отвернулась.
– Я позвонил Джону и Финчли, – продолжал он. – Они были не слишком удивлены – уже несколько дней Мики вел себя довольно странно, практически с того дня, как ты принесла тот чертов браслет. Да и раньше они кое-что за ним замечали. Конечно, мне они ничего не говорили. Еще бы – ведь я их лейтенант, а он – мой золотоволосый крестник. – Бобби издал короткий хриплый смешок. – Что это за история с браслетом? Почему он взвился до небес?
– Я же пыталась объяснить тебе, в ту среду. Я тогда не знала, чей это браслет. Он, может, всего раз или два надевал его в моем присутствии. Ну и испугался, что Элина, если останется в живых, может выдать, что это его браслет. Но дело не только в этом. Она могла связать его с тем пожаром в «Копьях Индианы». А позже это ведь именно он чуть не убил нас с ней, а потом пытался сжечь живьем.
Меня начало трясти. Ни слова не говоря, Бобби снял плед с одной из ребячьих кроватей и кинул мне. Я закуталась и ждала, пока пройдет дрожь. Некоторое время мы сидели молча, погруженные каждый в свои воспоминания.
Вчера у меня был еще один посетитель – Церлина. Она приехала тремя автобусами, чтобы узнать, как же все-таки погибла ее дочь. Я угостила ее кока-колой и Лоттиным супом, а потом мы вместе с ней поплакали. Больше всего ее изумило то, как Элина спасла мне жизнь.
– Да, пути Господни неисповедимы, – сказала она. – Кто бы мог подумать, что она способна на такое? Я полагала, она пропила свои мозги много лет назад.