Смертельный удар (сборник)
Шрифт:
Голубые глаза Бобби сузились, превратившись в щелочки на его красном лице.
– Здесь, похоже, есть доля правды. Хотел бы я знать, насколько именно это правдиво.
– Мне необходимо знать больше, прежде чем говорить с вами откровенно, – с горечью пробормотала я, – тем более что вы начали беседу с обвинения.
– О, сохраняй спокойствие, Вики! – сказал Бобби. Он неожиданно рассвирепел, сообразив, что его пугает состояние моего жилища. – И приведи в порядок свою кухню хотя бы раз в три года. Квартира выглядит как замусоренная стройплощадка.
Когда они с Мак-Гоннигалом удалились, я пошла в спальню и переоделась.
Даже очень широкий зонтик не помог – икры и ступни моих ног моментально промокли, пока я бежала к машине. Погода как раз для февраля, хотя в это время обычно лежит глубокий снег. Но все-таки уже не февраль, и потому я не слишком горевала. Щетки очистителя не справлялись со своей задачей, но машина моя, по крайней мере, еще заводилась. Антифриз помог, а это уже кое-что. Бывали случаи, когда я не могла воспользоваться своей машиной. Однако непогода сделала свое дело: было около десяти, когда я свернула с шоссе номер 41 на Девяносто вторую улицу. К тому времени, как я наконец нашла место для парковки и поставила автомобиль на углу Коммерческой, дождь прекратился, и я смогла переобуться в туфли.
Офисы ПВЮЧ размещались на втором этаже здания, отданного под маленькие магазинчики. Я торопливо обошла фасад и свернула за угол, направляясь к служебному входу. Некогда здесь практиковал мой зубной врач, и мои визиты сюда оставили у меня в памяти неизгладимые воспоминания.
На площадке лестницы, лишенной коврового покрытия, я остановилась, чтобы прочесть таблички на стенах, поправить прическу и разгладить руками помятую юбку. Доктора Зденека здесь больше не существовало. Не было и большинства других арендаторов. Я пошла по коридору мимо десятка пустовавших служебных помещений и наконец добралась до комнаты, от которой за версту разило бедностью едва сводившего концы с концами агентства.
Ужасающая металлическая мебель и газетные вырезки, развешанные по стенам, создавали интерьер этого помещения, тускло освещенного мигавшими лампами дневного света. Стопки папок с делами и телефонные книги громоздились на полу. Электрические пишущие машинки допотопной модели «Ай-Би-Эм», списанные еще в те годы, когда я училась в колледже, нашли свой приют здесь.
Молодая негритянка печатала на машинке, держа телефонную трубку возле уха. Она улыбнулась мне и, подняв палец, дала понять, чтобы я подождала. Я услышала голоса, доносившиеся из зала заседаний, и, игнорируя настойчивый шепот секретарши, приблизилась к двери, намереваясь заглянуть. Пятеро служащих – четыре женщины и мужчина – сидели за шатким сосновым столом, слушая Кэролайн, которая возбужденно вещала что-то.
Увидев меня на пороге, она запнулась и покраснела до корней своих медных волос.
– Вик! Я на совещании. Можешь подождать?
– Хоть целый день, моя дорогая. Нам необходимо поговорить с глазу на глаз о Джоне Мак-Гоннигале, ибо сегодня утром он первым делом навестил именно меня.
– Джон Мак-Гоннигал? – Ее маленький носик вопросительно поморщился.
– Сержант Мак-Гоннигал, чикагская полиция, – любезно подсказала я.
Лицо Кэролайн стало еще более красным.
– A-а, о нем… Может, мы лучше поговорим прямо сейчас? Вы простите меня, если я отлучусь на время?
Она поднялась и провела меня в комнату отдыха
– Кэролайн, я знаю, тебе двадцать шесть лет, и ты выкинула трюк, который посрамил бы Оливера Норта, но не это главное. Хныкая и сморкаясь, ты вынудила меня согласиться на розыски твоего отца. Затем ты отстранила меня безо всякой причины. А теперь в довершение ко всему ты солгала полиции о моей причастности к делу Нэнси. Не желаешь ли объяснить – зачем? Только без сочинительства в духе Ханса Кристиана Андерсена. – Я с трудом сдерживалась, чтобы не заорать.
– С чего это ты ведешь себя так высокомерно? – воинственно начала она. – Ведь ты советовала Нэнси…
– Заткнись! – взорвалась я. – Ты говоришь не с полицейскими, моя ласточка! Могу себе представить, как ты краснела и заикалась, говоря с сержантом Мак-Гоннигалом, как размазывала слезы по лицу… Но я знаю, что я сказала Нэнси в тот вечер, знаю так же хорошо, как и ты. Поэтому не плети кружева и ответь мне, почему ты солгала обо мне полиции.
– Я не солгала. Пойди докажи это! Нэнси приходила тем вечером, ведь так? И ты ведь говорила ей, чтобы она порасспрашивала кое-кого из людей Юршака, так? А теперь Нэнси мертва.
Я тряхнула головой, словно мокрая собака, пытаясь прочистить свои мозги.
– Может быть, мы начнем с самого начала? Почему ты сказала мне, чтобы я прекратила поиски твоего отца?
Она уставилась на крышку стола.
– Я решила, что это несправедливо по отношению к моей матери… разнюхивать за ее спиной, хотя это так сильно огорчает ее.
– Вот тебе на! – сказала я. – Оставь это при себе! Позволь мне лучше войти в ходатайство к кардиналу Бернардину и Папе Римскому, чтобы они канонизировали тебя как блаженную. Когда это ты считалась с Луизой или с кем-либо еще, забыв о своих интересах?
– Прекрати! – крикнула она, заливаясь слезами. – Веришь ты мне или нет, мне все равно. Я люблю свою мать и не желаю, чтобы кто-то причинял ей боль, невзирая на то, что ты думаешь по этому поводу.
Я осторожно взглянула на нее. Кэролайн порой бывала способна пустить слезу, изображая сироту с трагической судьбой, но она никогда еще не сотрясалась в рыданиях.
– Ладно, – спокойно сказала я, – я беру свои слова обратно. Это было жестоко. Но это оттого, что ты натравила на меня полицейских. Чтобы проучить меня за то, что я собралась продолжать поиски?
Она шумно прочистила нос:
– Это было не так!
– Ну а что же тогда это было?
Она прикусила нижнюю губу:
– Нэнси позвонила мне во вторник утром. Она сказала, что получила угрозы по телефону и что она думает, будто кто-то преследует ее.
– Из-за чего они угрожали ей?
– Из-за завода, конечно.
– Кэролайн, я хочу, чтобы ты выражалась предельно ясно. Она сказала, что звонки касались именно завода?
Она открыла рот, затем вздохнула.
– Нет, – наконец пробормотала она. – Я просто сделала такой вывод, потому что это было последнее, о чем мы говорили перед этим.