Смертельный яд
Шрифт:
Это прозвучало утешительно. Как бы там ни было, Питер взял себя в руки и вновь стал душой общества, собравшегося на праздник в доме герцогини Денверской. Герцогиня Элен, правда, заметила мужу, что брат его слишком стар, для того чтобы играть роль шута, и лучше бы он остепенился и начал относиться ко всему достаточно серьезней.
— Не знаю, — откликнулся герцог, — Питер — странный человек, никогда не поймешь, о чем он думает. Он вытащил меня однажды из переплета, и я не собираюсь вмешиваться в его дела. Оставь его в покое, Элен.
Мэри Уимзи, прибывшая в канун Рождества,
— Послушай, Питер, ты какой-то возбужденный. Что-нибудь случилось? — осведомилась Мэри.
— Слишком много свежего воздуха и сливового пудинга, — ответил Уимзи. Ты же знаешь, я — мученик, мой удел — сжигать себя в пламени бренди, чтобы порадовать семью праздничной иллюминацией.
— Да, это ужасно. А как вообще дела? Я сто лет тебя не видела. Ты так долго отсутствовал.
— А ты, кажется, полностью поглощена своими интерьерами. Как идет ремонт дома?
— Надо же что-то делать. Знаешь, я как-то устала от безделья.
— Слушай, Мэри, а ты видишься сейчас с Паркером?
Мэри смотрела на огонь.
— Я обедала с ним раза два, когда была в Лондоне.
— Да? Он хороший парень. Надежный и непритязательный. Может, немного скучноватый.
— Слишком серьезный.
— Ты права, — согласился Уимзи, закуривая. — Но я бы хотел, чтобы у него все было хорошо. Он тяжело переживает вашу размолвку. Я хочу сказать, нечестно смеяться над его чувствами.
Мэри улыбнулась.
— Ты беспокоишься, Питер?
— Нет. Просто я очень хочу, чтобы с ним обращались честно.
— Питер, я ведь ничего не могу сказать, пока он ко мне не обратится!
— Да?
— По крайней мере — ему. Это разрушит его представления о приличиях.
— Наверное. Но если он к тебе обратится, это тоже разрушит его представления. У него в ушах будет звучать голос дворецкого, объявляющего «Старший инспектор и леди Мэри Паркер», и он будет считать это неприемлемым.
— Значит, патовая ситуация?
— Ты можешь с ним не обедать.
— Могу, конечно.
— И вообще… Послушай, а что, если я выясню у него его намерения в истинно викторианском духе?
— Что за внезапное стремление избавиться от членов своей семьи? По-моему, все добры к тебе, Питер.
— Конечно-конечно. Просто мне вдруг почему-то захотелось сыграть роль дядюшки-благодетеля. Наверное, возраст сказывается. Стремление быть полезным — оно может настичь любого, когда наша жизнь переваливает за половину.
— Как меня с интерьерами. Кстати, эти пижамы — мое изобретение. Правда, симпатичные? Хотя старший инспектор Паркер, наверное, предпочитает старомодные ночные рубашки.
— Это будет обидно, — заметил Уимзи.
— Пустяки. Я отважна и преданна и прямо сейчас готова отказаться от пижамы навсегда.
— Нет-нет! — воскликнул Уимзи. — Только не здесь и не сейчас. Имей уважение к братским чувствам. Давай так: я скажу своему другу, чтобы он отбросил природную скромность
— Какой удар для Элен!
— К черту Элен. Осмелюсь предположить, что это еще не самый страшный удар для нее.
— Питер, ты замышляешь что-то ужасное. Ну ладно. Если ты хочешь, чтобы первый удар нанесла я, и намерен сокрушать ее раз за разом, — я согласна.
— Молодец! — с небрежным видом откликнулся Уимзи. Мэри обняла его одной рукой и удостоила одним из редких сестринских поцелуев.
— Ты старый болван, — сообщила она, — и плохо выглядишь. Ложись спать.
— Пошла к черту, — дружелюбно откликнулся лорд Питер.
ГЛАВА 13
Позвонив в квартиру лорда Питера, мисс Мерчисон поняла в глубине своей невозмутимой души, что слегка взволнована. Волнение было вызвано не титулом, не богатством и не его холостяцким положением — всю свою жизнь она работала и привыкла иметь дело с холостяками всех мастей. Но полученная ею записка сильно взволновала ее.
Мисс Мерчисон исполнилось тридцать восемь лет, и она была некрасива. В течение двенадцати лет она служила в одном и том же офисе. Это были хорошие годы, и лишь за последние два из них она начала понимать, что ее хозяин — блестящий финансист, рискованно игравший на бирже. Чем больше усугублялись обстоятельства, тем большим количеством дел он пытался жонглировать. Однако всему есть предел; в один прекрасный день выстроенное им здание начало рушиться — сначала одно, потом другое, пока не превратилось в обломки. Жонглер сбежал за границу, его помощник застрелился, публика разразилась проклятиями, занавес опустился, и мисс Мерчисон в тридцать семь лет осталась без работы.
Она стала давать объявления в газеты, но большинству работодателей требовались молодые секретарши, и она начала отчаиваться.
Однажды на ее объявление пришел ответ от мисс Климпсон, которая содержала машинописное бюро.
Это было не совсем то, чего хотела мисс Мерчисон, но она пошла. А потом выяснилось, что это не совсем машинописное бюро, а кое-что поинтереснее.
Когда мисс Мерчисон стала членом «котятника» лорд Питер Уимзи, таинственно стоявший за всем этим предприятием, находился за границей, и ей довелось его впервые увидеть лишь несколько недель назад. А теперь ей предстояло впервые вступить с ним в беседу. «Странный тип, — думала она, — но, говорят, неглупый».
Дверь открыл Бантер, судя по всему ожидавший ее прихода, и тут же провел ее в гостиную, заставленную книжными полками. Стены украшало несколько изящных гравюр, пол покрывал ковер, здесь же стояли рояль, большой мягкий диван и несколько глубоких уютных кресел, обитых коричневой кожей. Шторы были задернуты, в камине полыхали поленья, а перед ним стоял стол с серебряным чайным сервизом, изящество линий которого радовало глаз.
Когда мисс Мерчисон вошла, ее работодатель поднялся из кресла, отложил черную папку и приветствовал ее хрипловатым, довольно вялым голосом, который она уже слышала в офисе мистера Эркхарта.