Смирительная рубашка для гениев
Шрифт:
Было тепло, светило солнышко, народ спешил на работу. По пути я пару раз опускал инвалида на асфальт передохнуть. Наконец, мы добрались до Московского вокзала и сели среди ларьков на фанерки, заранее припрятанные Коляном.
Усевшись по-турецки на свою фанерку, я буквально окаменел от стыда, опасаясь поднять глаза, Колян же наоборот стал нахально приставать к прохожим.
– Тетка! Эй, тетка, дай калеке на протез. Я вас в Чечне от басурманов защищал ... Дядька! Не пожалей денег воину-афганцу...
Мимо шли люди, девушки... были среди них и симпатичные. А вдруг кто-нибудь из знакомых увидит? Во позорище!
– Вот бы знакомый твой встретился, - как будто назло сказал Колян.
–
Я промолчал - мне вообще не хотелось говорить с мерзким калекой.
– Ну, ты, дядька, понял, что тебе нельзя в метро ехать? Тебя враз заберут и обратно отправят. Так что на такси зарабатывай.
Он был прав, в метро ехать слишком опасно.
Поначалу мне казалось, что заработать на жетон дело совершенно немыслимое. Что уж говорить о такси. Первый час я сидел с протянутой рукой совершенно бесполезно. Ни одна сволочь рубля не дала, зато у Коляна дела шли неплохо. Попрошайничество его носило агрессивный характер.
– Ну чего, у тебя десяти рублей нет?!
– хватал он за брючину какого-нибудь прохожего.
– Не видишь, инвалид перед тобой?! Я еще контуженный на всю голову. Дядька, куда же ты?!.. Граждане! Подайте инвалиду у кого сколько есть!
И ему давали: умел он как-то устыдить прохожего, пробудить в нем совесть. Через час сидения ноги затекли, зато куда-то пропала робость, я с интересом стал смотреть на пешеходов.
Первой опустила мне в ладонь пятирублевую монетку девушка лет двадцати. Встретившись со мной взглядом, она смущенно достала из сумочки кошелек и, порывшись в нем, двумя пальчиками вытянула монету. Почему она протянула деньги именно мне, а не безногому неизвестно, но это оказалось чертовски приятно. Потом рубль протянул молодой человек, три рубля старушка, должно быть, сослепу. Я, конечно, походил на бомжа - в пижаме, тапочках на грязных босых ногах, со щетиной на лице, - но инвалиду давали все равно чаще. Постепенно меня охватил рыболовный азарт, я пересел подальше от Коляна и тоже стал приставать к прохожим, но такая техника попрошайничества давалась мне плохо, и я перешел на тягучие, проникновенные взгляды. Выставив вперед ногу в тапке, чтобы мешать народу проходить беспрепятственно, я провожал их жалобными взглядами. Карман пижамной куртки постепенно тяжелел от мелочи. Сколько денег мне надавали, я не знал. Инвалид, видя мои успехи, с завистью во взоре подполз поближе, может быть, впервые сожалея, что у него не имеется такой длинной ноги, чтобы мешать прохожим.
Несколько раз подходили полицейские, но Колян отмазывал меня. Полицейские, постебавшись, уходили. Потом мы, считая на парапете выручку, ели хот-доги, запивая их пепси-колой, заигрывали с девушками... Набралось у меня почти двести пятьдесят рублей - на такси не хватало, и я решил подзаработать еще.
Часы на башне Московского вокзала пробили десять вечера. Надо же, как за работой быстро пролетело время. Я поднялся, сунул под мышку фанерку, на которой сидел, и подошел к Коляну.
– Набрал, наверное, - сказал я, звякнув карманом с мелочью. Домой поеду.
– Ну, давай, дядька, - Колян протянул с асфальта руку.
– Заходи, если что...
– А как ты назад?
– спросил я.
– Может донести.
– Обратно на грузчике доеду, они меня домой на телеге для чемоданов возят.
До дома я добрался только в половине одиннадцатого вечера. Никто не желал везти за такую мелочь, согласился только один изрядно подвыпивший таксист. Белые ночи были в самом разгаре. Я остановился во дворе, с тоской глядя на свои окна. Ключи от квартиры остались в больнице, так что предстояло лезть по водосточной трубе на четвертый этаж, но по сравнению с тем, что мне довелось
Оставив тапочки возле стены, я, обхватив трубу, полез вверх.
Путь оказался непростым: труба качалась и готова была оторваться от стены, но я, пересиливая страх, карабкался вверх все выше, и выше... Вот и мое окно. Добравшись до него, я задержался передохнуть. Оставалось самое рискованное - перебраться на карниз и влезть в форточку. Обняв водосточную трубу, я стоял одной ногой на кронштейне, которым она крепилась к стене, другой на карнизе своего окна, босые ноги окоченели, я их почти не чувствовал. Через приоткрытые занавески виделась часть комнаты: письменный стол, край полки с тетрадями, еще одна с новым почти законченным романом была заткнута сейчас у меня за пояс, она прошла со мной все ужасы и радости психиатрической больницы, и я сжился с ней. Как я все-таки соскучился по своей холостяцкой квартире... у меня вроде в холодильнике еще бутылка водки сохранились... Можно отпраздновать возвращение! Хорошо, что перед уходом я оставил приоткрытой форточку - не придется бить стекло.
Взвизгнули автомобильные тормоза. Я, не разжимая объятий, посмотрел вниз. Во дворе остановилась машина "скорой помощи" с проблесковым маячком, из нее вышли двое мужчин в белых халатах, подошли к двери парадной.
– Кажется, здесь, - сказал один, взглянув на табличку с номерами квартир.
– Он у меня, козел, получит!
– зло сказал второй и, обернувшись к "Скорой помощи", крикнул в открытую дверцу: - Эй, слышь, смирительную рубашку не забудь!
Они вошли в парадную. Я еще сильнее прижался к трубе.
"Неужели за мной?!.. Господи! Неужели из психушки за мной!?"
Меня охватил лютый ужас и стало так страшно, что я не чувствовал рук, не чувствовал ног, не чувствовал ничего... Кошмар не отпускал меня, он продолжался.
Что делать?! Что теперь делать?!..
Из "скорой" вышел рыжий санитар в халате со смирительной рубашкой в руках. "Для меня, - подумал я.
– Моя рубашка. Теперь из дурдома точно не выберусь никогда. От судьбы, значит, не уйдешь... Нет, уж лучше в могилу, - разожму объятия и вниз... С третьего этажа точно убьюсь... А если покалечусь? Анжела всю жизнь будет ухаживать за мной..."
Рыжий не спешил за своими коллегами, он неспешно закурил и стал прохаживаться взад-вперед по дворику. Туда-сюда, туда-сюда... Я наблюдал за ним с высоты голубиного полета, боясь шелохнуться. Прогуливаясь, санитар остановился под трубой. На асфальте что-то привлекло его внимание, он наклонился и поднял... Боже мой! Это была тапочка, моя дурдомовская тапочка... Сейчас он догадается, поднимет голову и все, пропал! У меня помутнело в глазах, каждую секунду с криком "Банзай!" я готов был отпустить водосточную трубу. Сейчас только прицелюсь хорошенько, чтобы рухнуть на рыжего и раздавить гада! Пусть смерть моя не будет напрасной - унесу с собой в могилу хоть этого садиста, издевающегося над беззащитными писателями.
"Ну, давай, посмотри на меня, - со злорадством думал я.
– Посмотри, как снизу выглядит твоя смерть, и это будет последним, что ты видел в жизни, мразь!"
Но он не посмотрел.
Отбросив в сторону тапочку, он пыхнул дымом и вошел в парадную. Внезапно свет в моей комнате зажегся, от неожиданности я чуть не свалился без пользы... Два санитара заходили по комнате, заглядывая в шкаф, под кровать... я наблюдал за ними сквозь щель в занавесках. Один подошел к окну, выглянул с любопытством во двор. Сейчас заметит... И тогда все! Конец!.. Поводив внимательным взором по двору, физиономия убралась.