Смирительная рубашка для гениев
Шрифт:
– Может, хватит!
– возмутился я, понимая, что еще немного, и я шага не смогу ступить со всем этим навьюченным на меня барахлом.
– Хватит, только возьми еще вон тот кофейник...
Напоминая вьючное животное, в дамской шляпке на голове, которую нахлобучил на меня Колян, позвякивая кастрюлями, еле удерживая в руках и под мышками весь этот хлам, я осторожно двинулся к двери. Казалось, стоит мне сделать шаг, и все это добро посыплется с меня. Но ошибся, хозяйственный Колян как-то так надежно упаковал и укрепил имущество на
Я вышел в коридор и, позвякивая и побрякивая, тяжелой поступью вдоль вешалок и дверей направился в конец коридора.
– Тпр-р-р-у...- как коню сделал губами Колян.
– Теперь направо.
Я бочком протиснулся в дверь. Мы оказались в просторной кухне.
– Вон к черному ходу, дядька, давай, - заорал мне в ухо Колян и пришпорил обрубками ног.
– Не души, сброшу, - пригрозил я.
– И не лягайся.
Я открыл свободным указательным пальцем заскрипевшую дверь, и мы оказались на вонючей лестнице.
"Господи! Неужели через какой-то час я уже буду дома, приму душ, переоденусь в нормальную городскую одежду, выпью чашечку сладкого кофе... Я с трудом спустился до первого этажа с небольшими хламопотерями, уронив только старую, драную дамскую сумочку из кожзама и еще какую-то тряпку. Но поднимать не рискнули: из-за жадности могла развалиться вся пирамида.
Я пнул ногой дверь... в глаза ударило солнце, я остановился, зажмурился.
Сквозь слезы со счастливой улыбкой я смотрел на прохожих ... Я уже не чувствовал тяжести урода. Как я соскучился по этому городу, по петербуржцам, словно вернувшись из дальних странствий. Так оно и было, ведь я возвратился из-за границы с безумием, где другая жизнь, но где осталась частица меня... Как там Анжела?!
– Налево, налево, дядька, давай, - пришпорил меня обрубками Колян.
– Иначе я тебе башку разобью. Чего встал?! - бесчинствовал на мне инвалид.
Я действительно стоял истуканом уже несколько минут. Внезапно вернулось чувство реальности, я повернулся в ту сторону, куда указывал седок, которому нелепого нашего вида показалось недостаточно, и он раскрыл у себя над головой китайский зонтик от солнца. Под удивленными взглядами прохожих, тяжело ступая, я двигался по улице. Дети показывали на нас пальцами, хихикали девицы. Было мучительно стыдно.
– Ну, куда идем?
– спросил я, остановившись.
– Вон за тот угол поворачивай.
Мы оказались в узком переулке.
– Видишь бак помойный? Подойди-ка к нему на минутку.
– Мало тебе дряни!
– взбунтовался я.
– Еще из помойки набирать будешь?! Не пойду!
Невыносимо хотелось сбросить мерзкого урода на асфальт.
– Я тебе сказал - подойди к помойке. Иначе я тебе, дядька, фингал поставлю.
Колян повертел перед моим носом мозолистым кулаком, на который было что-то навешано.
Я нехотя подошел к баку.
– Э-эх! Прощай добро! И ты облегчись!
– гаркнул мне в ухо инвалид и бросил в бак ящик, за ним
– Все хлам никак выкинуть не мог, - сказал у меня над ухом урод.
– Ну, а тут раз оказия случилась, разгрузили комнату. Ко мне дама одна из бомжих в гости напрашивалась, а у меня в комнате, как на помойке. Теперь, пожалуй, и даму можно...
Как мне хотелось шарахнуть его об асфальт и на голову наступить, но я сдержался, а вместо этого аккуратно спустил его на панель и прислонил спиной к помойному баку.
– Все, Колян, здесь мы с тобой расстаемся. Спасибо, что вывел.
Я протянул ему руку для прощания. Колян схватил протянутую руку своей мозолистой ручищей и вдруг, резко дернув, притянул меня к себе, заставив наклониться. Я почему-то подумал, что он хочет поцеловать меня на прощание, задергался, пытаясь вырваться, но инвалид держал крепко.
– Ты, дядька, видно в психушке совсем рехнулся, - задышал он мне в лицо запахом перегара.
– На что ты поедешь? У тебя даже на жетон денег нет. Тебя сразу в полицию заберут, как психа, и по инвентарным номерам на тапочках обратно в дурку. Хочешь обратно в дурку?!
Проговорив это, он оттолкнул мою руку. Но я так и остался стоять, согнувшись над инвалидом. Меня вдруг как током шарахнуло. А ведь Петербург не дурдом, в таком виде точно заберут в полицию и отправят обратно. Свобода опьянила, и сейчас Колян вылил мне на голову ведро ледяной действительности.
– И что же делать?
– растерянно спросил я.
– Может, ты мне дашь хотя бы на жетон. Я завтра отдам.
– У меня у самого...
– он демонстративно вывернул карман, там действительно ничего не было, кроме дырки.
– Но если хочешь, можешь заработать не то что на жетон - на ресторан китайский.
– Как заработать?
– Сядешь около меня и ничего делать не будешь. У меня там полицаи прикормленные, они нас не тронут.
– А меня?
– Не бзди. Ты со мной, дядька. Ну что, идем?
Просить милостыню в компании с безногим инвалидом не хотелось, а хотелось домой под горячий душ... но Колян был прав, в таком виде да еще без денег далеко не уйти.
– Ладно, залезай, - сказал я и, повернувшись к нему спиной, присел. Инвалид вскарабкался на меня, и мы двинулись в сторону Московского вокзала.
Опасения подтвердились: меня с Коляном за плечами останавливал каждый без исключения полицейский, встречающийся на пути. Но как оказалось, Коляна действительно знали все и, увидев его небритую рожу, выглядывавшую из-за моего плеча, отпускали с шуточками и прихохатыванием. Меня же он представлял как своего умственно неполноценного ученика. За утро Колян осточертел своей болтовней и наглым поведением, но мне ничего не оставалось, как терпеть.