Смирительная рубашка для гениев
Шрифт:
– Только не уроните, - сказала тетя Маша, остановившись у кровати с накрытым телом и уперев полные руки в бока.
– А то в морге все покойники в синяках, стыдно смотреть.
Нужно было погрузить тело на носилки, так чтобы тетя Маша не догадалась о подмене.
Я взял Анжелу за плечи, Андрейка за ноги... У-у-у!! Мертвые считаются тяжелее живых, но те, кто это утверждает, не пробовали поднимать Анжелу! В ней веса было - будь здоров! И если чужую мертвую старуху можно было не беречь без угрызений совести, то Анжелу никак не
"Только бы радикулит не прихватил", - подумал я.
Кое-как мы переложили ее на носилки. Из-под простыни предательски высунулась ступня тридцать восьмого размера с накрашенными алым лаком ноготками. Такая ступня явно не могла принадлежать микроскопической старухе, и когда мы поднимали носилки, я в бессильном ужасе смотрел на эту ступню, в любой момент ожидая разоблачения. Но тете Маше кажется было безразлично, делала ли себе мертвая старуха при жизни педикюр. Мы подняли носилки с Анжелой и двинулись за тетей Машей к выходу. Андрейка шел впереди, покачиваясь от тяжести. Мне было легче хотя бы психологически: все-таки я нес в морг любимую женщину.
Анжела лежала смирно, как неживая, впереди шествовала тетя Маша. Коридор сделал поворот, мы свернули за угол и остановились у двери на лестницу. Тетя Маша достала из кармана ручку, но дверь сама вдруг широко раскрылась, и с лестницы вошли два разъяренных санитара. То что они разъярены, было заметно: глаза горели, рукава халатов закручены, в кулаках яростно зажаты дубинки.
– Вот и он, козел!
– указав на меня пальцем, сказал вошедший первым.
К своему ужасу я узнал в нем рыжего санитара с литературного отделения.
– Ну что, сдриснуть хотел?
– ко мне, постукивая дубинкой о ладонь, подошел второй санитар с круглым славянским лицом.
– Мы тебя по всей больнице ищем, а ты здесь халтуришь! Шоколадки зарабатываешь.
Он отогнул край простыни, прикрывавшей лицо Анжелы. Мы с Андрейкой продолжали держать носилки на весу, руки мои были заняты, и я при всем желании не мог противодействовать этому. Я увидел ее лицо, бледное с закатившимися глазами, а ведь действительно можно было подумать, что это труп. Вот, молодец! Ну, актриса! Как я ее обожаю!! Санитар, поморщившись, накрыл лицо простыней.
– В морг старуху несут, - встряла тетя Маша.
– Какой морг?! Какая старуха?! Он у нас сейчас в карцер идет!
– сказал рыжий санитар.
– Этот козел давно напрашивается.
– Карцер только после морга, - не отступала от своего тетя Маша.
Вошел бритый наголо санитар, он принес смирительную рубашку.
– Ну что, нашли придурка?
– улыбнулся он улыбочкой садиста.
– Полбольницы обегали. Теперь отыграемся! Одевайся, - он протянул мне смирительную рубашку.
– Мне в морг народ носить некому.
Тетя Маша заслонила меня своим обширным телом.
Мертвой хваткой, вцепившись в ручки носилок, я выпученными глазами смотрел то на санитаров, то
– Это же Четырнадцать Пятнадцать - заядлый нарушитель режима, террорист, наркоман и педофил! Его нужно в карцер года на два после химической кастрации по собственному желанию, - потрясая смирительной рубашкой, говорил бритый санитар.
– Он же людоед и государственный преступник! А вы говорите в морг, его в туалет-то отпускать опасно.
– А мне что делать? Я уж не девочка покойников в морг таскать. Отнесет - тогда хоть на кол сажайте.
– Да я только на минутку. Отнесу труп и тут же назад, одна нога здесь - другая там, - встрял я и зачем-то добивал: - Честное слово.
– А ты заткнись!
– прикрикнул на меня рыжий.
– А-то дам дубиной по башке - тебя в морг понесут!
Обалдевший от такой длительной задержки Андрейка изнывал, улыбка давно сползла у него с лица, он поглядывал на всех, переминался с ноги на ногу, кренился на левый бок и однажды чуть не выронил носилки.
– Короче, берем, - сказал санитар и тряхнул рубашкой так, что от нее поднялось облачко пыли. Засвербело в носу.
– А старуху?!..
Попыталась возразить тетя Маша, но рыжий прервал ее:
– Старуху я так и быть сам отнесу.
Он взялся за ручки носилок. Я не отпускал. Он толкнул меня плечом, но я онемевшими руками держался за них, как за последнюю надежду. Мне казалось, что стоит отпустить носилки с любимой женщиной - и все пропало: я упущу свое счастье навсегда... Навсегда!
– Ну, ты, козел! Ну, ты! Цепкий такой!
Рыжий снова дернул носилки, вновь двинул меня плечом и опять дернул...
На время словно бы выпав из сознания, я тупо держал ручки носилок, не замечая того, что при каждом рывке тело Анжелы болтается и вот-вот грозит свалиться на пол. Положение спас санитар с рубашкой, он как-то ловко и точно ударил мне по обеим кистям, так что руки тут же разжались. Только сейчас я пришел в себя и смог оценить всю серьезность и всю безнадежность ситуации. На меня надевали смирительную рубашку, Анжелу уносили в морг... Сопротивляться было бессмысленно, я как-то в одно мгновение потерял силы, ослаб. Проводил носилки с любимой женщиной обезумевшим взглядом, только когда дверь за ними захлопнулась, рванулся изо всех сил!.. но на мене уже была рубашка, рукава затянуты на спине...
– Там же Анжела, - сказал я, ошалело глядя то на одного, то на другого санитара.
– Анжела же там...
Тетя Маша, махнув рукой и смешно, как пингвин, покачиваясь, пошла по коридору прочь.
– Ты, Четырнадцать Пятнадцать, не сопротивляйся больше, - сказал санитар с дубинкой.
– Сейчас мы тебя в карцер отведем, потом Совет Союзов писателей решит твою судьбу.
– Незавидную, - добавил второй.
Санитаров я уже не различал, сейчас они казались мне на одно лицо, хотя и были совершенно разные.