Смотритель
Шрифт:
Все вздохнули, когда я уволился из органов. Выслуги почти никакой. Пенсия мизерная. "Орденских" денег вообще нет. Устроился лесником.
До 1956 года работал в лесничестве. Потом был XX съезд партии с осуждением культа личности, суд над Берией. Моего бывшего начальника управления осудили на пятнадцать лет за сотрудничество с Берией. Меня не тронули.
После 1964 года я переехал в город и устроился учеником токаря на завод. Тогда много офицеров уволили в числе одного миллиона двести тысяч. Я до армии тоже токарем был. Специальность освоил быстро, получил разряд, зарплата стала достойная. Женился.
Краем уха донеслось до меня, что начали скоропостижно умирать те, кто имел хоть какое-то отношение к встрече двух тиранов во время войны. Как донеслось? А так. По воздуху. Бывших чекистов не бывает. Вычислил, что я остался последний. Да я и не боюсь этого. Мне уже восемьдесят лет. Пора и честь знать. А тут и ты в знакомцах объявился. Случайностей не бывает. Ты делай, что тебе приказано.
– Василь Василич, может, чайку попьём?
– спросил я.
– Отчего же не попить, давай, - сказал Головачёв.
Я налил в кружку чай и поднёс его к старику. Он подпёр голову рукой и мерно посапывал. Конечно, всю ночь проговорили. Вот и горизонт начал розоветь. А старичок интересный. Предупреждали меня, что он может сделать что угодно, готовили его для выживания в любых условиях.
Я подошёл к нему и потрогал его за плечо. Голова Василия Васильевича упала. Дыхания не было. И чай не тронут. Правду говорят, что смерть к солдатам приходит на рассвете.
Я выплеснул чай в реку и туда же выбросил кружку. Достал из кармана диктофон, отсоединил микрофон от воротника рубашки и бросил аппаратуру в костёр. Скажу, что старый разведчик нашёл спрятанный в стороне от костра диктофон и незаметно уничтожил его, а во время рыбалки ни о чём, что могло бы иметь оперативную ценность, не говорил.
Похоже, что и мне придётся уходить из органов. Вряд ли мне поверят, что Головачёв ничего не говорил. А вот то, что он должен был сказать, никто не знает. И то, что я написал, вряд ли является правдой, просто фантазия старика, которому было скучно жить в одиночестве, вот он и придумал эту историю, чтобы быть немного значительнее среди серых личностей, которые были вокруг всю его жизнь.
После рыбалки
Я сидел у догорающего костра и думал. Естественно, я думал не о том, что сейчас толпа возмущённых читателей набросится на меня с упрёками о том, что рядом лежит мёртвый человек, а я вот сижу у костра и думаю.
Да, сижу и думаю. Человек мыслящий должен думать. Думать о том, что мне нужно делать. Первое. Тело старика трогать нельзя. Пусть приедут специалисты и зафиксируют его смерть и то, что я к этому совершенно не причастен. Возраст. Волнения. Или, наоборот, расслабление после того, как сброшен груз многолетней тайны. Мало ли что.
Второе. Кто-то должен охранять тело. Местность вроде бы безлюдная, следов зверей не видно, но стоит только оставить тело без присмотра, как быстро налетят и набегут санитары природы, который по предназначению вписано уничтожение всех биологических остатков от любого живого существа.
Третье. Всё-равно его придётся везти на базу. Это час ходу на моторке по течению. В лодке есть брезент. Нужно собрать все снасти, проверить наличие бензина и достать из костра остатки моего
Со всем я справился быстро. Василий Васильевич ещё не окоченел и был лёгким. Это потом покойники становятся тяжёлыми. Душа улетает, и вся тяжесть жизни сваливается на бездыханное тело. Вес души всего лишь двадцать один грамм. Почти что один триньк. Последний. Или это просто так кажется людям, потому что человек не должен быть тяжелее, чем он есть на самом деле. Это противоречит всем законам физики.
Я завёл лодочный мотор и потихоньку пошёл вдоль берега, по наитию выбирая наиболее глубокие места на той малой речке, где мы ловили рыбу.
Мне просто повезло, потому что я был из рыбаков-любителей, то есть практически ничему не обученный. Это уже потом я размысливал. Стоило мне дёрнуть шнур магнето, стоя на корме рядом с мотором, а мотор стоял бы на скорости, и я вылетел бы из лодки в воду, а лодка на скорости понеслась в неизвестность. Догнал бы я её? Не знаю. Я завёл мотор и не вылетел из лодки. В пути к базе я не напоролся на мель и не сорвал шпонки с гребного винта. Доехал нормально.
По телефону доложил начальнику отдела собственной безопасности о смерти капитана в отставке Головачёва и получил указание срочно прибыть в управление.
Похороны Василь Василича прошли без всякой помпы. По-тихому, в домашней атмосфере. Пять человек из заказника. Ни родственников, ни знакомых, ни оркестров, ни фуражек на крышке, ни красных подушечек с орденами и медалями. С попами тоже не отпевали. Постояли пять минут. Никто не говорил речей, потому что не знали, что о нём и говорить. Заколотили гроб, отвезли на местный погост и закопали в яму, поставив сверху деревянный крест с простой надписью: Головачев В.В.
Через несколько лет крест сгниёт, его выбросят на дрова, и никто не вспомнит, кто был такой Василий Васильевич Головачёв, перспективный офицер-разведчик с незавидной судьбой. Хотя, как тут сказать? Жив остался в такой передряге, и слава Богу.
В официальном заключении, которое подшили в пустое личное дело В.В., это я так буду обозначать Василь Василича для краткости, видите от него остались только две буквы, а пройдёт время, и никто не поймёт, что это за буквы, было записано, что смерть наступила от естественных причин, то есть от старости. Выработал механизм свой ресурс и остановился. Все мы там будем, кто-то в виде блестящих лимузинов, кто-то обшарпанных грузовичков, постоянно работавших на различных перевозках. А конец один. Кого-то будут оплакивать, а чьей-то смерти будут откровенно радоваться. Говорить про себя: так ему, суке, и надо.
Смерть никого не уравнивает. Это всё сказки. Кому-то отгрохивают вечные монументы, а чьих-то могил вообще нет. Кому-то устанавливают памятные даты, а кого-то забывают на следующий день после смерти. Если бы смерть всех уравнивала, то у всех смертных было бы все одинаково и на кладбищах, и в жизни.
Рая и Ада тоже нет. Если бы они были, то на поминках человека, попавшего в Рай, все бы радовались и даже завидовали ему, что он сейчас там в такой прекрасной жизни, а мы тут остались без него в полном дерьме. Тоже самое и с человеком, попавшим в Ад, все бы радовались, что наконец-то он попал туда, куда должен был попасть, а мы тут остались без него в такой прекрасной без него жизни.