Смотрящий. Блатной романс
Шрифт:
– Зря везли, они уже остывают, - по очереди пощупал пульс поддатый доктор доставленным из «Квебека» телам. И тут же потерял к ним всякий интерес.
– Где досадливая мамаша с ребенком? Только что под ногами путалась!
А мамаша отгребла по-шустрому в сторонку и вроде как о ребенке уже не заботится. Спустила на пол - пусть побегает, грязными бинтами поиграет. А сама достала из-за пазухи мобильник и давай наяривать заветный номерок.
Проскочив все корпуса «Московского» универмага, Евгений Ильич развернулся и покатил обратно. Когда господид Фейгин находился напротив Фрунзенского универмага,
– Слушаю.
– Расстрел в ресторане «Квебек».
– Докладчик был предельно осторожен и плавно обходил ключевые слова, инициирующие эфэсбэшную прослушку на запись.
– Доставлены двое - мужчина и женщина.
– Интересно, куда вы звоните?
– плохо скрывая радость, прошипел чиновник. Первое слово в телефонном базаре имело значение, остальные заряжались на всякий пожарный случай.
– У мужчины сквозное ранение в плечо, вторая пуля перебила позвоночник, и еще поврежден мозг. У женщины прямое попадание в сердце и тоже дырка в голове.
– Я не знаю, кто вы и зачем мне это говорите. Но надеюсь, потерпевшие жить будут?
– Башня господина Фейгина растащилась в довольной улыбке.
– Нет. Их сейчас переправят в морг. На девушке красное платье. На мужчине зеленый костюм фабрики «Фосп». Лет по двадцать два - двадцать пять.
Надутые щеки Евгения Ильича повисли, типа женские груди после восьми абортов. Во рту сразу стало скучно, словно пожевал рыбьего корму. Очень отвратно стало по жизни господину Фейгину. Ни Алины, ни мужчины среднего роста лет тридцати пяти среди пострадавших нет. Евгений Ильич удрученно почмокал и сказал в трубку на прощание:
– Вас понял. Все свободны.
– Опомнился и прибавил ритуальное: - Только не знаю, кто вы такая и зачем меня беспокоили?
И теперь уже он набрал номер на мобильнике:
– Владислав Иванович?.. Фейгин вас беспокоит... Фейгин! Что там в вашей резолюции по Виршам? Неправильно. Обстоятельства изменились, и возобладало новое мнение по этому вопросу... С точностью до наоборот. Да, диаметрально противоположное... Отправили? Верните.
– Евгений Ильич вырубил телефон и направил машину в сторону дома.
Езда сегодня уже не доставляла ему никакого удовольствия.
А на самом деле ситуация в кабаке развивалась так. Шрам в последний момент заметил, что вышибала, как-то не по роли вжав голову в плечи, стараясь не выдать себя быстрой ходьбой, оставил пост и засеменил в глубь служебных помещений. Сергей поискал глазами халдея - того и след простыл. Глянул на стойку - бармен тоже испарился.
– Мне кажется, любимая, - Шрам властно взял девушку за руку и выдернул из-за стола,- что господин Фейгин оказался большей сукой, чем я думал.
– Ему было очень жаль невинную пару молодых людей, но тут себя бы уберечь. Мир жесток, и приходится душиться буквально за каждый глоток воздуха, - не Шрам это выдумал.
Алина ничего не поняла, но, умница, не стала упираться и хвататься за скатерть, ведь каждая секунда стоила сто миллионов долларов. Подгоняемая Сергеем певица, насколько быстро позволяли каблуки-шпильки, кинулась в лабиринт служебок. Отирающийся здесь вышибала тут же получил по мозгам. Сергей и Алина короткими перебежками пересекли кухню...
–
– когда они оказались на задворках, подарил Сергей Алине нежную, только чуть-чуть натянутую улыбку. А ведь на самом деле ему хотелось чудить и хохотать во весь голос. Если они остались живы - значит, ОН СДЕЛАЛ ЭТО. Он выиграл главную терку. Он заставил поверить в воздух ядовитого барыгу и таки развел. Он отбил нефтетамбинат с концами!
Только на заднем плане горький привкус рябины - оказывается, история, в которой бычара шустрил под барыгой, не из ряда вон. Оказывается, в этом славном городе Питере такое не редкость. И этот город надо ЛЕЧИТЬ!
– Тебе не кажется, милый, что ты слишком давил?
– сказала Алина, отсутствующе глядя на проколовшую завесу туч одинокую звезду.
Издалека ее голосу подпела словно очнувшаяся ментовская сирена.
Глава 20
Тук-тук-тук, господа и дамы,
Тук-тук-тук, отворите двери.
Тук-тук-тук, не желает драмы
Тук-тук-тук, Ленька Пантелеев.
Уважаемый Михаил Хазаров светски баловался. Перед ним на палисандровом столе в фигурной баночке плескалась тушь. Не какая-нибудь китайская дешевка, а из лучшего магазина в Токио. Перед ним веером лежали колонковые кисточки, одна другой тоньше, и несколько прямоугольников рисовой бумаги. Михаил Хазаров пробовал написать иероглиф «Цинь» - три закавыки вверху, две внизу. Каллиграфический понт - такую чистоплюйскую забаву придумал сам себе Михаил Хазаров.
На диване белой кожи Алина листала наманикюренным фиолетовым ноготком глянцевый «Вог». Ее ноги по щиколотки утонули в белоснежном ковровом ворсе, раскинувшемся от плинтуса до плинтуса. Туфель не видать. Они еще не решили, как благородно поступят с сегодняшним вечером. Они находились в личных апартаментах генерального папы, обустроенных сразу за директорским кабинетом инвестиционного фонда «Венком-капитал» на случай, если генеральному папе приспичит расслабиться, не покидая офиса.
На мыкающуюся от безделья пару со стены отстраненно взирал написанный маслом бравый казак в полный рост, опрокинувший покорную черкешенку поперек седла. Михаил Хазаров костью был из донских казаков и любил этим рисануться.
А вообще Михаил Геннадьевич свет Хазаров ждал доклада от Толстого Толяна по аптечному вопросу. Что-то много в Питере за последние месяцы новых аптек прибавилось. Неужели такое выгодное дело?
И вдруг на всю малину тонко и гнусно заныла сирена тревоги на мотив «Он был по ошибке посажен в тюрьму, он золото мыл в Магадане далеком!..».
Кисточка выпала из руки и наповал кляксанула почти удавшийся иероглиф «Цинь». Генеральный папа резко повернул короткую шею. Сбоку от писанного маслом казака стену занимали мониторы. Такие же, как в помещении охраны, только здесь их было на пять штук больше. На черно-белом экране нижнего монитора вовсю разворачивались неприятные события. Люди в пятнистом прикиде и черных шерстяных «презервативах» с прорезями для глаз прикладами «калашей» убеждали охранников на входе не оказывать сопротивления. Аргументы оказались непререкаемыми.