Смуглая леди (сборник)
Шрифт:
скрытен, как старый жид, умирает, а делиться тайной все равно не хочет. Думает все с
собой, забрать. Так вот, дорогой, это письмо! Оно лежит тут, - Шекспир похлопал по
папке, - и на тот свет я его, верно, не захвачу, здесь оставлю. Только, дорогой мой, это не
королевское письмо, а всего-навсего записка графа Пембрука с предписанием явиться в
назначенный день и час. Это было через неделю после того, как мы сыграли перед их
величествами "Макбета". В точно назначенное
слушай, слушай, Ричард, ты ведь этого ничего не знаешь.
Больной все больше и больше приподнимался с подушек, которыми он был обложен.
Глаза его горели сухо и недобро. Он, кажется, начал задыхаться, потому что провел
ладонью по груди, и Гроу заметил, что пальцы дрожат. Заметил это и Бербедж. Он
подошел к креслу и решительно сказал:
– Довольно, Виллиам, иди ложись! Вон на тебе уже лица нет. В рукописях я теперь
сам разберусь.
– Так вот, его величеству понравилась пьеса, продолжал больной, и что-то странное
дрожало в его голосе.
– Он только что вернулся с прогулки и был в отличном настроении.
"Это политическая пьеса, сказал король, - англичане не привыкли к таким. Она очень
своевременна. Английский народ мало думает о природе и происхождении королевской
власти. Он все надеется на парламент. Но что такое парламент без короля?! Вот в
Голландии, Швейцарии и Граубунде нет монарха и поэтому там не парламент, а совет и
собрание. Эти неразумные должны цепляться за королевскую власть, как за свое
спасение!" Это король уж, разумеется, не мне сказал, а графу Пембруку. Тот стоял рядом и
слушал. И, как человек находчивый, сразу же подхватил: "Я бы хотел, чтобы эти
неразумные слышали ваши слова, государь. Они совершенно не понимают этого". Тогда
король сказал: "Так я их просто повешу, вот и все!" Потом повернулся к графу. "Я монарх, милорд, сказал он, - монарх, а "монос" - это значит один и един. А единое - совершенство
всех вещей. Един только Бог на небе да король на земле. А парламент - это
множественность, то есть чернь. Вот ведь как все просто, а на этом стоит все". Потом
опять повернулся ко мне. "Я не хотел бы, сэр, - сказал он, чтобы вы когда бы то ни было
касались того, что связано с таинственной областью авторитета Единого. Это недопустимо
для подданного и смертный грех для христианина. В "Макбете" вы, правда, подошли к
этой черте, но не перешли ее. Я ценю это. Вы исправно ходите в церковь, сэр?" Я ответил, что каждую субботу. "Я так и думал, - ответил король, - потому что атеист не может быть
хорошим писателем". Я сказал: "Спасибо, ваше величество".
– "Да, да, - сказал король, - я
это сразу понял, как только увидел ваших ведьм.
необходимо верить так же твердо, как церковь верит в князя тьмы - дьявола. Однако вы
допускаете ряд ошибок". Тут король замолк, а я нижайше осмелился спросить: "Каких же
именно, ваше величество?" - "У шотландских ведьм, - ответил король, - нет бород, это вы
их спутали с немецкими. И поют они у вас не то. Как достоверно выяснено на больших
процессах, ведьмы в этих случаях читают "Отче наш" навыворот; ну и еще вы допустили
ряд подобных же ляпсусов, - их надо выправить, чтоб не вызвать осуждение сведущих
людей. Мой библиотекарь подыщет вам соответствующую литературу. Я тоже много лет
занимаюсь этими вопросами и если увижу в ваших дальнейших произведениях какое-
нибудь отклонение от истины, то всегда приму меры, чтоб поправить их". Я, конечно, поблагодарил его величество за указания, а умный граф Пембрук воздел руки и сказал: "О, счастливая Британия, со времен Марка Аврелиуса свет еще не видел такого короля-
мыслителя!" На это его величество рассмеялся и сказал: "По существу, вы, вероятно, правы, сэр, но, например, лечить наложением рук золотуху Аврелиус был не в состоянии.
Ибо был язычником и гонителем. Христианнейшие короли могут все. Сэр Виллиам очень
удачно отметил это в своей хронике, и я благодарен ему за это". Тут он дал мне поцеловать
руку и милостиво отпустил. Теперь ты понял, Виллиам, какую великую милость оказал
король твоему дяде?!
– Он посмотрел на Харта и подмигнул ему.
– Ладно, позови доктора
Холла, я отдам ему это письмо.
– Подожди, Виллиам, - сказал Бербедж, - дай мне сначала уехать с этими бумагами.
Рукописи Бербедж благополучно увез с собой. Перед этим он поднялся к хозяйке и
пробыл наверху так долго, что Гроу, оставшийся с рукописями в гостиной, успел
задремать. Проснулся он от голосов и яркого света. Перед столом собрались Бербедж, доктор Холл, достопочтенный Кросс и две женщины одна старуха, другая помоложе,
неопределенных лет. Гроу вскочил.
– Сидите, сидите!
– милостиво остановил его Холл и повернулся к старухе: - Миссис
Анна, вот это тот самый мой помощник, о котором я вам говорил.
Старуха слегка повела головой и что-то произнесла. Была она высокая, плечистая, с
энергичным, почти мужским лицом и желтым румянцем - так желты и румяны бывают
лежалые зимние яблоки.
– Миссис Анна говорит, - перевел доктор ее бормотание: - я очень рада, что в моем
доме будет жить такой достойный юноша.
– Он поставил канделябр на стол и спросил