Сначала повзрослей
Шрифт:
Это всё не может быть правдой. Просто не может. Я что-то точно не так понимаю или путаю. Герман не такой, я верю ему, верю, что он собирается объясниться с Екатериной и раз и навсегда расставить точки на и.
Да мне даже жаль её! Да!
Я верю своему любимому мужчине. И не стану в нём сомневаться.
Усилием воли я запрещаю себе подогревать в своей голове этот смерч из тревожных мыслей и страхов, раскручивать его разрушительный ход. Складываю нитки в коробку, заготовленные шпульки в другую и начинаю распарывать неудачный шов на
Екатерина уходит, и я выдыхаю. В какой-то момент мне даже кажется, что весь этот кошмар просто послышался и привиделся.
— Фух, как я от этой Катерины устала, — вздыхает тяжело Аня, когда мы садимся пить чай. — Надеюсь, она после этого платья не скоро следующий заказ придёт делать. Пусть уже выходит скорее замуж и уедет куда-нибудь из Ростова. Подальше, желательно.
— Или просто уедет, можно и без замужества, а то жалко мужчину что-то заочно уже, — в мастерскую входит Злата, и Аня захлопывает рот и смотрит на неё виновато. Нам не рекомендовано обсуждать клиентов, тем более в негативном ключе. Даже между собою. — Она уже и меня достала. Утомительная женщина.
Злата запросто берёт стул и присаживается к нам с Аней.
— Кофе? — предлагает Аня.
— Нет, спасибо, девочки. Я Полину отпустила пораньше. Сама тоже хочу уехать. У вас если срочной работы нет, езжайте по домам. Сегодня так льёт на улице, и уже прихватывает морозом. Скоро стекло на дороге будет.
Злата сидит с нами ещё минут десять. Расспрашивает Аню про недавно родившегося племянника, меня про учёбу, хвалит за старательность, говорит, вчера клиентка, с которой я снимала мерки, хорошо отозвалась обо мне. Приятно.
Мы с Аней убираем столы и тоже уезжаем. Я вызываю такси, как и обещала Герману. Домой сегодня возвращаюсь пораньше, замешиваю тесто и ставлю в духовку пирог с фаршем. По учёбе на завтра нужно только альбом с образцами доделать, а я его ещё на выходных закончила оформлять.
Дождь за окном усиливается. Мелкие льдинки вместе с каплями стучат по стеклу, а улица за окном выглядит размытой и оплывшей. Когда я завершаю все дела, то сажусь и просто смотрю в окно. Сердце сжимается от смутной тревоги, удушливыми волнами накатывает какая-то тягучая печаль.
Наверное, это всё погода так влияет. Скоро вернётся Герман, и вся эта тяжесть развеется.
Но Герман не приходит. Он звонит и предупреждает, что сегодня у него “сложная” машина, и его попросили лично разобраться, потому что она принадлежит его бывшему товарищу по службе. Говорит, что поздно будет, и чтобы я ложилась без него, не ждала, а то мне же в колледж вставать рано.
Знаю, что неправа… что нельзя так, и он не моя собственность. Не имею права требовать и даже просить проводить со мною всё его время. У него бизнес, работа, он отдельный от меня человек, но… почему-то именно сегодня так хочется скорее увидеть его, обнять, прижаться к груди, вдохнуть запах. Просто почувствовать его тепло.
Вечер
И вот я уже расхаживаю по квартире, не зная, чем себя занять. Включаю и выключаю телевизор, честно пытаюсь вчитаться и в книгу, и в конспект, но внимание расплывается. Зато оно непереставаемо возводит в памяти и концентрируется на сегодняшней болтовне Екатерины.
Я знаю, что это ошибка. Знаю!
Знаю, что так нельзя. Что я бы не хотела, чтобы Герман поступил со мной так же, хотя мне и совершенно нечего скрывать. Но я будто с ума схожу. Не знаю, что со мной и почему так себя веду. Сколько раз в фильмах видела и осуждала!
Но ничего не могу с собой поделать. Открываю шкаф и заглядываю в ящики с вещами Германа. Один, второй, тумбочка у кровати. Каждый раз сердце замирает, что я что-то обнаружу. Только что? Сама не понимаю, что ищу и хочу ли найти.
Раз замирает, два замирает, а потом ещё раз и застывает на несколько секунд. Болезненно так, противно… когда на пол выпадает коробочка, обтянутая красным бархатом.
А в ней, в коробочке этой… колечко. С камешком синим… сапфиром…
42
Уснуть не получается. С таким грохотом в груди ни за что не уснуть.
Коробочку я убрала туда, где нашла. Металась по квартире, словно загнанный зверь в клетке. Дважды бросалась вещи собирать, плакала у окна и даже со злости разбила стакан в кухне. Порезалась, пока осколки собирала, и снова расплакалась.
Мне кажется, я просто схожу с ума. Мне не нравится быть такой. Я не хочу быть такой. Это не я. Совсем иначе меня бабушка воспитывала.
Противно от себя. Мерзко. Стыдно.
В зеркало смотреть не хочется — тошнит аж от этого сумасшедшего блестящего взгляда.
Что же это за любовь такая, если она меняет человека в худшую сторону? Если заставляет себя так скверно чувствовать?
Я думала, что мне было плохо, когда поняла, что влюбилась. И когда мы провели ночь, а потом расстались. Тогда казалось, что самое главное — быть вместе. И тогда всё будет хорошо.
Но оказалось иначе. Меня снедает ревность. Выжигающая, опустошающая, разрушительная. Кажется, будто я проигрываю в сравнении со взрослой, умной, красивой и опытной Екатериной.
Это сводит с ума. Ломает. Уничтожает. Заставляет разваливаться на кусочки.
Когда в двери тихо поворачивается ключ, я уже час как лежу в постели. Без сна. Но сейчас прикрываю глаза, притворяясь спящей. Не знаю зачем. Чтобы Герман не почувствовал эту мою тревогу.
Он входит тихо. Шуршит одеждой, аккуратно прикрывает дверцу шкафа, потом уходит из спальни, и я слышу приглушённый шум воды — душ принимает.
Герман возвращается в спальню и, подняв одеяло, ложится рядом. Обнимает за плечо и прижимается всем телом, глубоко втягивает носом у моих волос.