Снайпер, который любил жареный рис
Шрифт:
Я слишком стар, чтобы без нужды усложнять дело. Посему предлагаю две возможности: будьте на моей стороне, я переправлю вас в Лондон в целости и сохранности, и вы сможете разобраться в ситуации. А как только вы в ней разберетесь, можете поступать как угодно. Или возвращайтесь на Тайвань. Потому что если вы не сделаете ни того ни другого, то вовлечете в эту проблему меня, а это означает, что вам придется умереть до того, как вас схватит полиция. Сейчас же вы живы только потому, что убийствами я не занимаюсь.
Откуда он столько знает, поразился Ай Ли, глядя в ясные
— Конечно, можно залечь на дно и попытаться забыть все это. Хороший повар без работы не останется, и, может быть, вам удастся уйти и от плохих, и от хороших. Но мне кажется, вы из тех, кому нужны ответы. Запомните, молодой человек: полиция не знает, что вы всего лишь нажимали на спусковой крючок. Они думают, что вы ключ ко всему делу. И это все, что я могу сказать.
Шан указал на свою пустую миску.
— Видите, ни крупинки риса не осталось. Вы отлично готовите. Не обижайтесь на Галстука и передайте ему, если увидите: пусть держится подальше от наркотиков и азартных игр. Ни то ни другое не принесет ему добра, а кончится тем, что он попадет в лапы ростовщиков. Таракану такой судьбы не пожелаешь. А вы молодец, что разыграли свою смерть: чешская полиция решила, что вы погибли при взрыве в Тельче. Венгры и итальянцы в это не очень верят, и, по всей видимости, тайваньский следователь не верит в это вовсе и хочет провести тесты на ДНК. Но на это нужно время. У вас есть дня три, от силы пять.
Старик достал табакерку и втянул понюшку.
— Не думал, что вы такой худой. Редко встретишь молодого человека, которому хватает ума не высовываться, спрятавшись в деревушке. Как говорится, с восходом солнца выходим работать, в закатный час уходим отдыхать, нужна вода — роем колодец, нужна еда — возделываем землю. Что нам до могущества императора? [19]
Дверь за спиной Ай Ли открылась, и двое крупных мужчин подошли к нему с обеих сторон. Шан поднял чашку.
19
Эти строки имеют практически характер поговорки для китайцев и встречаются в различных источниках. Наиболее вероятно цитируется древняя песня китайских крестьян доциньской эпохи (до 221 г. до н. э.). — Примеч. науч. ред.
— По традиции я поднимаю чашу, провожая вас. Уверен, нам обоим запомнится эта необычная трапеза. И если сочтете, что с внешним миром поладить нелегко, возвращайтесь. Мое предложение навсегда останется в силе.
У Ай Ли было много вопросов, но сопровождающие не дали ему времени. Его подхватили под руки и вывели из комнаты. Шан крикнул ему вслед голосом, чересчур сильным для такого возраста:
— Ваш жареный рис так же хорош, как рис вашего дедушки, Ай Ли!
Он отозвался:
— У вас родинка возле линии волос.
Старик потер указанное место:
— Откуда вы знаете?
— Видел в прицел. Вам бы надо провериться: рак кожи может свести вас в могилу раньше, чем пуля.
Дверь за ним захлопнулась.
Галстук не осмелился встретиться с ним взглядом. Ай Ли не видел необходимости усугублять ситуацию.
—
— В бардачке.
И точно, там были билет и путеводитель.
— Старикан велел передать: никаких наркотиков, никаких азартных игр.
Галстук не ответил.
— Теперь мы квиты, Галстук. Ты только не забудь клятву, которую мы давали после Кот-д’Ивуара.
— Никогда, — ответил Галстук.
Все они вечно искали, чем бы поживиться. Вскоре после того, как Иностранный легион прибыл в Кот-д’Ивуар, Галстук объявил, что у него есть наводка на дешевые алмазы, и подбил Поли и Царя сброситься и купить их в складчину. Перед уходом Поли разыскал Ай Ли и оставил ему записку с инструкциями. Когда через четыре часа они не вернулись, Ай Ли, следуя указаниям на карте, набросанной в записке, отыскал на берегу сложенную из плавника хижину. Ее охраняли трое местных, вооруженных, в банданах. Его М82 уложила троих, потом еще двоих, вышедших из хижины. Он ворвался внутрь как раз в тот момент, когда Поли ослабил веревки, которыми был связан, и они прикончили оставшихся двоих. Но был третий: ребенок, готовивший на костре пищу. Пуля прострелила ему грудь, когда Поли и один из его противников дрались из-за оружия. И это, по-видимому, стало одной из причин, по которой Поли принял сан: брат Франческо посвятил Господу остаток своей жизни в качестве покаяния.
Царю от похитителей досталось больше всех — за крепкие словечки, в то время как остальные помалкивали. К счастью, кости у него оказались под стать словам: такие же крепкие.
В трех углах хижины были установлены камеры. План у «продавцов» был следующий: заснять алмазную сделку Галстука и обнародовать кадры, чтобы скомпрометировать миротворческую миссию ООН и легион и вынудить французов уйти. И все получилось бы, не заподозри Поли неладное.
Преисполненный раскаяния Галстук, благодаря Ай Ли, дал обещание: «Я перед тобой в долгу. Когда тебе что-нибудь понадобится, просто скажи». И они вчетвером принесли клятву: жить по правде, не беспредельничать и через двадцать лет собраться и выпить, любуясь закатным океаном.
Галстук лишь сделал вид, что сдержал обещание. Он организовал встречу с Шанем, но также продал Шаню все, что знал об Ай Ли. И тот не стал спрашивать, чего стоила эта информация.
— Поезжай к брату Франческо в Портовенере, — сказал Ай Ли Галстуку. — Он поможет тебе начать сначала.
— Он уже как-то просил меня уехать. Не хочу его снова впутывать.
Ай Ли понял. Галстук опасался, что долги его слишком велики и ему уже не выпутаться.
До самого аэропорта Неаполя Галстук вел машину в молчании. Через час полета Ай Ли будет в Палермо, где его ждет первое из изменений.
— Храни тебя Господь, — сказал Галстук, показывая ему из окна машины воздетый вверх большой палец.
— Подумай о себе, Галстук. Есть еще многое, для чего стоит жить.
Но Ай Ли знал, что больше они с Галстуком не увидятся. Если он водит дела с такими, как Шан, у него будут дела и с людьми похуже. И всякий раз будет влезать в долги, а когда не сумеет из них вылезти, не останется смысла держать его в живых.
Он позвонил Царю из таксофона в аэропорту и рассказал о впечатлениях от встречи с Галстуком. Царь понял намек: держаться от Галстука подальше.