Снайпер, который любил жареный рис
Шрифт:
Вероятно, сказал шеф, Го подозревали в супружеской измене, он подвергся допросу со стороны старших офицеров и, не будучи в состоянии восстановить доброе имя, из-за стресса покончил с собой.
Были также новости по делу Чжоу Сехэ: тщательное расследование показало, что он вел роскошный образ жизни, задолжал ростовщикам и потому был застрелен. Ай Ли, его предполагаемый убийца, скрывался, и возможно, на Тайване.
Дело Цю Цинчи сочтено не имеющим отношения к вышеуказанному. Полиция продолжает расследование при содействии Министерства
У журналистов имелась масса вопросов. Шеф отражал натиск, повторяя, что расследование продолжается и не подлежит обсуждению.
Умник и прочие начальники отделов выстроились за шефом. У не мог прочесть выражение его лица.
Ему нужно было просмотреть еще немало писем и сообщений. Первое было от Умника:
«У меня стресс примерно в миллион раз сильнее, чем у Го, а я на себя руки не накладываю. А если наложу, то вот мои последние слова: "Все меня предали”».
Рассмеявшись, У ответил:
«Есть у нас что-нибудь на Хо Даня? Посмотри, есть ли связь с Хо Боюем — может быть, приемный отец».
Следующее сообщение было менее забавным — от вдовы Го:
«Инспектор, что происходит? Записка, которую он оставил, была не для меня, но для кого тогда? Вы нашли что-нибудь?»
Он глянул в окно: вид был искажен стеклом, залитым струями дождя. В Тайбэе он отослал всех назад в бюро и на метро отправился повидать вдову Го. Она вновь сидела на скамейке у магазинчика, невидяще глядя в землю.
Он взял сигарету с ментолом из протянутой пачки. Они молчали, пуская дым в дождь и ветер.
— Вы отказались от дела?
— Мы не можем найти веского доказательства, что он был убит.
— Инспектор, вы ведь мне обещали.
— Я знаю. Я помню.
— Как же мальчики? Как же я?
У нечего было сказать.
— Я могу продать квартиру и переехать из центра. Денег хватит на два-три года, если не слишком сорить ими. А потом…
И по-прежнему У не нашелся, что ответить…
— Записка, которую он оставил в компьютере: это было не о предательстве меня или детей. Он говорил о тех, кто довел его до самоубийства. Кто это?
У кивнул. Он должен был спросить.
— У меня есть одно предположение. Но я не уверен, что оно вам понравится.
— Я слушаю.
— Кто бы это ни был, вам послали деньги, чтобы вы перестали говорить с полицией. Им явно не все равно, что вы говорите и что делаете. Могу ли я спросить: вы скрываете что-нибудь?
— О, вам не под силу найти убийцу, поэтому вы начали охоту на меня?
— Нет. Они думают, вы что-то знаете, но не уверены, сказали вы что-нибудь полиции или нет. В частности, кому предназначалось то сообщение.
— Мы никогда не шарили в телефонах или компьютерах друг друга.
— Подумайте. Что-нибудь, любая мелочь.
Женщина прикурила новую сигарету от предыдущей.
— Нет, ничего.
— Ладно.
— Мне было восемнадцать. Мы вместе ходили в школу. Он никогда не приносил с собой еду. Все ели, а он бросал мячи в кольцо. Потом его друзья начали делиться с ним. Сами знаете, какие тогда были тяжкие времена. От каждого понемножку, и никто не в убытке, а для него это получался целый обед.
— Его родители ничего не давали ему с собой?
— Он был сирота.
— Сирота?
— Из Бирмы.
— «Дети павших воинов»?
У вспомнил, что в то время как основная масса националистической армии бежала на Тайвань в 1949 году, некоторые оказались в Северной Бирме на опиумных полях. Среди них был и бирманский наркобарон Кхун Са. Под давлением международной общественности армия была распущена. Некоторые уехали на Тайвань, другие в Таиланд, где правительство предлагало им поддержку. Но большинство тех, кто остался в Бирме, отправили детей на Тайвань учиться, а Совет по делам зарубежных общин помогал им деньгами.
— Значит, он родился в Бирме и его родители остались там?
— Да, и там же умерли.
Итак, у Го имелись родители, но на Тайване он был сиротой. Еще один. Должна быть связь с «Семьей», не иначе, он знал что-то, за что поплатился жизнью. У заметил, что от возбуждения у него затряслись руки. Все становилось на свои места.
— Вы навещали его, когда он стажировался в Германии?
— Один раз.
— Не случалось ли там чего-то необычного?
— В смысле, не водил ли он там шашни? Вэйч-жун был не из таких. Нет. Он подружился со стариком-китайцем, который жил неподалеку. Казался совершенно счастливым.
— Старик? Родственник?
— Нет, просто друг. Дядя Шан, так он его называл.
— Шан? И всё?
— Я не помню, а может, и не знала. Просто называла его дядя Шан.
У подавил желание позвонить Умнику.
— Госпожа Го, думаю, что какой-то друг вашего мужа попросил его об одолжении. О каком, не знаю. Но это было что-то, что нежелательно предавать огласке, и поэтому вас запугивали. Надеюсь, вы по-прежнему можете доверять нам, но… Послушайте: если вы притворитесь, что поддерживаете с нами регулярные контакты, они попытаются остановить вас. И это даст нам шанс — один-единс твенный шанс — схватить их.
— Страшновато.
— Нам нужна ваша помощь, если мы намерены покончить с этим.
— И вы хотите, чтобы я вам подыграла?
— Бюро позаботится о том, чтобы вы и ваши дети были в безопасности.
— Каким образом? И вы хотите сказать, что моим детям будет угрожать опасность?
— У вас будет круглосуточная защита.
У зажег для нее очередную сигарету. Она выдохнула в дождь клуб дыма.
— Я подумала, что могу последовать примеру жены Цю. Сделаю плакат и устрою голодовку перед министерством. Хотя это не мой стиль. Скажите, что нужно делать, и я сделаю.