Снег в Венеции
Шрифт:
Трон взял одно из последних пирожных «дофин» с серебряного подноса, на котором перед началом бала их была целая гора, и пошел в сторону гобеленной комнаты, названной так потому, что на стенах висели три фламандских гобелена
В спертом воздухе комнаты пахло духами, потом и остатками закусок Повсюду были тарелки, рюмки и фужеры – на консольных столиках, на мягких стульях, на небольшом, обтянутом бархатом диване Даже на полу – во всяком случае, под стенами – стояли чашки и блюдца.
Трон вспомнил, что в часовне есть еще полбутылки шампанского, охлаждающегося на льду в ведерке. Сделав несколько шагов по коридору,
После разговора Трона с императрицей никто не погасил свечи на алтаре. Они все еще горели, отбрасывая блики на ведерко с бутылкой шампанского. Остальная часть часовни (обычно хорошо освещенная дневным светом из трех стрельчатых окон, выходивших на канал Трон) была сейчас в полной темноте Трон сделал пять осторожных шагов к алтарю (было так темно, что он не видел собственных башмаков), взял бутылку шампанского и присел на стул.
Не потянись он за фужером, стоявшим на ступеньке перед алтарем, он не заметил бы маски. Маска, а точнее говоря, темная полумаска, цвета которой Трон определить не мог, лежала под свисавшим с алтаря краем красной бархатной скатерти. Из-под скатерти торчала рука – Трон заметил ее только после того, как водрузил на переносицу пенсне. Трон не шевелясь, вгляделся и увидел, что бархатная скатерть как бы вздыбилась. Сомнений не было: под алтарем, прикрытое скатертью, лежало тело.
Трон подавил в себе желание позвать на помощь Алессандро. Вместо этого он без спешки и как бы повинуясь какой-то системе, стал освобождать алтарь и все вокруг него от посторонних предметов. Снял с алтаря ведерко с шампанским, поставил рядом с ним две серебряные и одну золотую чашу для трапез. Потом приподнял переднюю и обе боковые части скатерти вверх и сложил, так что теперь она лежала на алтаре подобием большого конверта. После чего Трон отступил на шаг влево, присел, согнув колени, как приседала несколько часов назад в реверансе перед императрицей его мать, и поставил у одной из ножек алтаря подсвечник, чтобы получше разглядеть лицо лежавшего человека. Трон сразу узнал его.
Перген лежал на спине, рот его был приоткрыт, словно полковник собирался сказать нечто важное. Он был в черном фраке, накрахмаленной белой рубашке, с черной бабочкой. На первый взгляд могло показаться, что он пролил на рубашку малиновый сок. Только это был, конечно, не малиновый сок, а кровь.
Трон не без труда засунул голову под алтарь, чтобы разглядеть шею Пергена Он знал, что увидит. Горло полковника будет перерезано – тем самым острым лезвием, которое отправило в мир иной стюарда в квартире вдовы Филомены Паска, Может быть, порез был не столь ровным и глубоким, как в случае с Моосбруггером, но его оказалось довольно, чтобы не дать Пергену закричать и позвать на помощь; его хватило, чтобы убить полковника.
Из «зеленого» салона по-прежнему доносились звуки передвигаемой мебели и голоса лакеев, но сейчас они были тише, чем несколько минут назад; наверное, лакеи переносили корзины с посудой на кухню. Трон медленно повернулся. Какое-то мгновение еще теплилась надежда, что все это ему только почудилось и никакого трупа Пергена здесь нет, и если он снова повернется, то ничего, кроме алтаря со сложенным на нем
51
– И что теперь, Алвис?
Графиня стояла перед алтарем, глядя на Пергена. Она, что удивительно, была совершенно спокойна.
– Так и оставим полковника лежать тут?
Было начало четвертого; они стояли на том самом месте, где императрица несколько часов назад предсказала смерть Пергена.
Трон ответил:
– Мы можем либо прямо сейчас сообщить об этом в военную комендатуру – или не торопиться с этим, а предоставить обнаружить труп лакеям, которые утром будут мыть пол и убирать часовню.
– А потом?…
– Они сразу здесь появятся: десяток солдат, военный врач и, скорее всего, обер-лейтенант Брук. Это заместитель Пергена. Не исключено, что прибудет и Тоггенбург собственной персоной. Они обыщут помещение, чтобы обнаружить какие-нибудь следы. И захотят узнать имена наших гостей, равно как и наемных лакеев и музыкантов.
Графиня спросила:
– И всех их допросят? Каждого в отдельности?
Трон кивнул.
– Так оно обычно делается.
– Но ведь в списке приглашенных сто пятьдесят имен, – сказала графиня. – Вместе с музыкантами и лакеями это будет человек двести. Как их всех допросишь?
– При желании можно, – сказал Трон. – Если своих сотрудников будет мало, Тоггенбург вызовет офицеров из Вероны. Для Тоггенбурга это не обычное убийство. Он уверен, что Перген вот-вот должен был раскрыть заговор против императрицы.
– Боже милосердный! Заговор? Это правда. – спросил Алессандро.
– Тоггенбург уверен, что да. А Шпаур дал мне понять, что Тоггенбург считает меня в политическом отношении не вполне благонадежным.
– Как это понять? Он думает, будто ты замешан в этом преступлении, Алвис? – спросил Алессандро.
– Я целый час отсутствовал в бальном зале, и меня непременно спросят, где я это время провел. Что мне им ответить? Что я, мол, все это время беседовал с некоей графиней Хоэнэмбс? С существом, которого не существует в природе? Ее нет в списке наших гостей, и она никак не сможет подтвердить мои слова.
– А если бы труп Пергена обнаружили где-то вне стен дворца, это облегчило бы твое положение? – спросила графиня.
– Не вижу особой разницы. Они все равно потом настоят на том, что необходимо допросить всех гостей и слуг.
Графиня внимательно посмотрела на Трона.
– А каким образом Перген попал к нам во дворец?
– Скорее всего, пришел пешком Он живет поблизости от палаццо Пезаро. До нас ему рукой подать, никакая гондола не нужна.
– Предположим, – начала графиня, – что убийца настиг полковника, когда тот возвращался домой. Где-нибудь между нами и палаццо Пезаро. Думаешь, они и тогда захотят допросить всех гостей?
– К чему ты ведешь?
Графиня приблизилась к одному из окон часовни и отбросила занавеску. А потом сказала: