Снежные псы
Шрифт:
— Это что? — сощурился Перец в мою сторону.
Я пожал плечами. Я и сам не знал, что это.
Тут Перец сказал много нехороших вещей, а в конце повторил тот же вопрос.
— Улетел, — ответил я.
— Вижу, что улетел! — заорал Перец. — Я вижу, что этот тритон улетел! Почему он улетел?!
— Я не знаю! — тоже заорал я. — Я не знаю, почему он улетел!
— Ну, хорошо… — Перец принялся сосредоточенно смотреть себе под ноги, и я не сразу понял, что он хочет сделать. — Хорошо…
Перец снял с плеча бластер.
— Вы меня достали…
Он поменял батарею и стал целиться в небо.
Тытырин оторопело уставился на меня.
Щек с Кием начали мелко пятиться, вращая глазами, поглядывая то на меня, то на Перца, то вверх.
— Брось, — сказал я. — Брось, ты же не хочешь…
Перец нажал еще. Разряд прошил облака, там что-то грохнуло, и в землю воткнулась мощная молния.
Горыны сорвались. И тут же растворились.
Перец выстрелил еще.
Я прыгнул на него, и тогда он развернулся и уставил мне прямо в переносицу дымящийся ствол.
Я заорал.
— Ты что?! Одурел совсем?!
— Вы меня просто вынуждаете…
Тогда я сделал, как в кино, — я хрустнул шеей и приложился к бластеру. Глупо, мелодраматично, но другого я ничего не смог придумать, слишком все быстро развивалось. Мне в лоб упиралось оружие, способное испепелить танк, но на девяносто девять процентов был уверен, что Перец не выстрелит.
Он не выстрелил.
Я положил руку на горячий ствол и забрал бластер.
— Зови уродов, — выдохнул Перец, — зови…
— Тебе лечиться надо.
— Что?
— Тебе лечиться надо.
— Мне надо пить настой из трав… Да, настой из трав. Тытырин, ты будешь искать золотой корень…
Перец вдруг сел на землю. Тытырин зачем-то покивал. День получился кретинский, честное слово. Я устал. Здорово болела рука.
В небе снова что-то громыхнуло или лязгнуло, точно пошевелились там, над облаками, невидимые гигантские колеса.
— Холодно, — Тытырин озирался. — Холодно стало. Дубачина, давай зови змеев, полетели в пещеру…
Я позвал.
Они почти сразу спустились — ждали. Уселись, настороженно поглядывая на Перца. Тот снова направился к Хориву. Горын окрысился, выпустил зубы и отвернулся. Перец вопросительно прищурился.
— Нервный срыв, — объяснил я. — Такое и у людей бывает, что уж говорить про драконов… Проспится и успокоится.
— Ладно, — неожиданно быстро согласился Перец. — Ладно, я на Кие.
Он свернул в сторону зеленоглазого. Кий отреагировал на него спокойно, как всегда. Перец забрался в седло, пристегнулся и скомандовал взлет. Кий оторвался.
Щек сидел, собравшись в комок, как перепуганный пес.
Я поспешил к Хориву. Меня змей подпустил
— Плохой знак, — прошептал Тытырин, устроившись на втором седле.
— Что плохой знак? — Я обматывал шею шарфом.
— То, что он его не узнал…
— И что тут плохого?
— Персиваль изменился, — сказал Тытырин. — Изменился. Ты же знаешь, что Хорив… что у него обостренное восприятие, тонкая натура… Он чувствует, когда люди меняются…
— Не болтай об этом лучше, — посоветовал я.
— Кому? Кому у нас об этом можно разболтать?
— Вот никому и не болтай. И еще… Ты если заметишь, что с Перцем что-то не так… скажи мне. Хорошо?
— Ну конечно. Скажу. С Перцем что-то не так.
— Взлет! — скомандовал я.
Глава 17
Мощь мощей
Над красноватой голой поверхностью пустыни возвышалось что-то здорово похожее на консервную банку.
— Пуэбло, — сказала Лара.
— Что? — не понял Гобзиков.
— Пуэбло. Там гномы живут.
— Гномы?
— Ну да. Гномы — это такие… В общем, увидишь. Я тебе много не буду рассказывать, ты сам смотри, что тут да как. Всегда полезнее до всего доходить самому. Согласен?
— Согласен.
— Мы сейчас пойдем к этому пуэбло…
— Пойдем? — переспросил Гобзиков.
— Если полететь, то гномы могут испугаться. И если испугаются… Лучше все же, чтобы не волновались. От спокойных гномов толку больше.
Они оставили воздухолет и отправились в сторону поселения. Всю дорогу молчали. Лара о чем-то размышляла, а Гобзиков пытался представить, как выглядят гномы. Не очень получалось.
Где-то через час приблизились к пуэбло. Вблизи оно еще больше напомнило Гобзикову консервную банку, только слепленную из глины, с оплывшими краями, с какими-то прорехами. Настоящий муравейник для мексиканских муравьев. Лара и Гобзиков пустились вокруг этого муравейника и быстро обнаружили вход. Большую круглую и неровную дыру. Гобзикову показалось, что больше всего дыра походит на какую-то чумную пасть. И лезть в нее совершенно не хотелось.
Но Лара выглядела уверенно, и Гобзиков тоже успокоился.
Он давно понял, что думать ему здесь особо не надо, ни к чему. Потому что Лара сама знает, что делать и куда идти. Иногда, глядя на нее, Гобзиков прикидывал — зачем он ей вообще нужен? Сам понимал, что ценности в нем нет никакой, но Лара его не прогоняла.
А сам он не мог уйти. Глядел на нее и не мог. Рядом с ней было хорошо. Появлялся смысл. С ней он мог отправиться куда угодно. На север, на юг, к черту на кулички.
— Входим тихо, — предупредила Лара и устремилась в темный проход.