Снежные псы
Шрифт:
Ну и ладно, пусть.
Яша уже ждал нас. Самого-то его не было видно, зато запах слышен — аромат фирменной каши, с луком, с тушенкой, с гномовской приправкой, с куском топленого масла сверху. Мне так захотелось этой каши, что живот заурчал, как камышовый кот.
Тытырин тоже понюхал воздух.
— Кашу забацал. С головизной, однакоть… Ох и мастеровитый наш карла Иаков, из хазареев небось… Побегу, отпробую варево…
Опять! Опять он перешел на славготику. Ну что с ним поделать?
Тытырин соскочил с седла и дернул в нору.
Такие,
Летописец чертыхнулся из глубины, видимо, наткнулся на что-то. Я думал, что горыны побегут за ним — они ведь тоже давно не лопали, а пожрать они любят. Но они не побежали. Они почему-то замерли и никуда идти не хотели. А Хорив даже воздух потихоньку нюхал.
И еще. Они все смотрели. В сторону города. Туда, куда убежал Перец. Я тоже туда поглядел, но ничего интересного там не обнаружилось, город как город. А эти…
— Смир-рна, — скомандовал я.
Но они меня даже не услышали. Тогда я уже заорал:
— Смир-рна!
Услышали. Приняли надлежащее положение. Но не бодро, вяло так, будто гриппом заболели. Как мокрые побитые собаки. Они и похожи были сейчас на собак — понурые, перепуганные какие-то. Словно что-то случилось…
А ведь наверняка что-то случилось. Пока нас не было, что-то тут произошло. И горыны это чувствовали. И я решил их не беспокоить. У них на самом деле нервная система тонкая, могут впасть в психологический коллапс, потом их целый месяц придется лечить.
— Вольно, — скомандовал я. — Свободны.
Горыны вздохнули и, брякая пластинами панцирей, потащились в нору. Я за ними. Проблемы. Тытырин верно тогда подметил, плохо дело. Что-то нехорошее у нас тут происходит. Но об этом лучше думать не на голодный желудок.
Я проследовал мимо чавкающих горынов — Яша приготовил каждому по целой кастрюле праздничной каши — и спустился к жилой полости. В пещере все было приготовлено к торжественному ужину. Яша постарался. На длинном столе, накрытом настоящей льняной скатертью, имелись: жареный осетр, печеные курицы, таз с моим любимым салатом «оливье», маринады и соления, пикантные грибочки, спаржа, морковь, пряные гребешки, паштеты, закуски горячие и холодные, морс в больших графинах со льдом и многое-многое другое. Даже свежий хлеб, ароматный и теплый. Видимо, Перец разрешил Яше распотрошить закрома родины.
Кошак в моем животе заурчал еще громче. Не просто заурчал, а завыл, взбесился и принялся терзать зубами и когтями мой многострадальный желудок. Я сразу забыл и про Перца, и про горынов, и вообще…
Я хотел есть.
Правда, благолепие обстановки немного омрачал Тытырин, который нагло устроился во главе стола и успел уже проесть в борту осетра изрядную пробоину. Интересно, когда успел?
И Доминикус. Его не было видно, но я чувствовал, что он где-то здесь
— За славную победу! — увидев меня, гаркнул Тытырин.
Поднял бокал с морсом, жадно отпил половину, затем впился зубами в курицу, оторвал от нее кусок и принялся жевать, роняя обломки.
Я подошел к прозайке, хотел звездануть, да передумал. В последнее время я миролюбив.
— Ах, Тытырин, Тытырин, учил я тебя учил, а ты так ничего и не понял…
— Я все понял! — Тытырин немедленно соскочил с заглавного места и занял место, ему полагающееся.
Я уселся во главе стола.
— Яша, — позвал я.
Яша возник.
— Яшенька, дружочек, а нет ли чего горяченького? Ну, песни для желудка какой-нибудь, а?
— Солянка, — ответствовал Яша. — Суточная. С грибами. Пять видов мяса, оливки, молодая капуста, сливочное мало…
— Давай, — вальяжно разрешил я.
Яша исчез, а я вытянул из миски калач с маком и принялся задумчиво его поедать. Впрочем, углубиться в калач как следует мне не удалось — Яша появился вновь, уже с подносом. А на нем пузатый глиняный горшок, накрытый сверху запеченным тестом. И серебряная ложка.
— Я тоже солянку хочу! — подал голос Тытырин.
Яша вопросительно поглядел на меня.
— Тебе не положено, друг мой, — сказал я. — Ты сначала должен написать главу о падении Деспотата, а только потом требовать дорогих кушаний.
— Я напишу! — пообещал Тытырин. — У меня уже и думка есть… Вот только пальцы заживут, так сразу и возьмусь…
Тытырин продемонстрировал мне пальцы. Каждый был аккуратно перемотан бинтиком. Может, его бинтовальщиком ко мне приставить. Будет мне руку лелеять, я нуждаюсь.
— Вот напишешь, тогда и будет тебе солянка, — зловредно повторил я. — А пока кушай… ну, к примеру, морковку. Она хороша.
Тытырин с ненавистью поглядел на меня.
— Не злись, Тытырин, — посоветовал я. — Судьба настоящего художника — жить в нищете, питаться отбросами, умереть под забором. А ты наоборот хочешь. С толстой мордой в вечность не протиснешься, так-то.
Сказав так, я прорезал ложкой тесто и выпустил из горшочка пар. Поперчил, чуть присолил для вкуса и отправился в гастрономическое путешествие.
Солянку надо есть с достоинством. Сначала не спеша выхлебывается золотистый бульон с грибами и оливками. Так я и сделал. А когда из-под бульона показались притаившиеся на дне пластинчатые залежи мяса, остановился и по правилам устроил передышку. Теперь надлежало немного отдохнуть и прислушаться к внутренним ощущениям.
Внутренние ощущения были хороши! Голодный озверевший желудочный кот заткнулся и успокоился, по всему организму разливалась приятная, чуть утомительная пустота, я даже про руку позабыл. Разрезал остатки калача, намазал паштетом, воткнул в паштет несколько маслят. Огляделся на предмет Доминикуса, но его не было, к счастью.