Снежный человек (с илл.)
Шрифт:
— Ну, на сегодня хватит, — закончил свою лекцию Лоазари.
— Товарищ инструктор, объясните!
— Товарищ инструктор, как это называется?
— Товарищ инструктор, я хочу спросить! — раздавалось со всех сторон.
Старый Рохкимайнен порозовел.
Подумать только: «товарищ инструктор!»
Это звучало в ушах старого лесоруба приятнейшей музыкой.
Дома, поздно за ужином, вся семья была празднично настроена.
Дедушка сидел как именинник, ничего не
— Ты подумай, — обращался он то к одному, то к другому, — они меня называют «товарищ инструктор»… и как слушают! Нет, ты должна была прийти послушать, — говорил он невестке, хлопотавшей вокруг стола.
Хильда улыбалась.
— Вы кушайте, кушайте! Остынет.
— Нет, ты слышишь, старина, — обращался он снова к Тодди, — они называют меня «товарищем инструктором!» Я учу людей делу… а тот негодяй — помнишь, Эйно? — голос старика подозрительно дрогнул, — обругал меня старой рухлядью и сказал, что держит из милости…
Глава XI. ИЗ ПРОШЛОГО
Рохкимайнены — финны. Они родились в Финляндии. Жили бедно. Своей земли не имели. Они арендовали небольшой участок у богатого односельчанина. Таких бедных арендаторов в Финляндии зовут торпарями.
За право пользования землей торпарь обязан отработать на поле хозяина определенное количество дней, а после, осенью, должен отдать хозяину еще часть зерна, круп и масла.
Упорно трудились Рохкимайнены над клочком каменистого поля. Но кроме труда почва требовала удобрения. Купить его было им не по средствам, а из домашнего скота у Рохкимайненов была только одна маленькая тощая коровенка.
В 1926 году весной неожиданно вернулись холода. Мороз убил на корню нежную зелень хлебов. Рохкимайнены не смогли уплатить хозяину за землю, и с их двора по суду увели коровенку.
Осенью Рохкимайнены заколотили окна и двери дома и всей семьей двинулись в лес. Но в лесу тоже оказалось не сладко.
Неурожай и голод заставили многих бросить дома. Рабочих рук появилось сколько угодно. Люди готовы были работать только за хлеб, чтоб не умереть с голоду и как-нибудь прокормить до весны лошадей.
А вот хлеба-то и не было. Если его привозили, то он стоил так дорого, что лесорубы и возчики не могли его покупать. Хозяева, пользуясь безвыходным положением людей, платили за работу меньше прежнего, а за хлеб брали дороже раза в три.
Жить стало невозможно. Рохкимайнены пошли в город. Но в городе слишком много было таких, как они.
Родная страна отказала нищим детям в хлебе.
Финны, шведы, норвежцы целыми партиями отправлялись за океан в поисках заработка. В то время необъятные леса
Рохкимайнены продали свою избушку и весь свой жалкий скарб и на последние гроши потянулись в числе других искателей заработка в Канаду.
Мать Тодди устроилась судомойкой в один из ресторанов большого города, а дедушка Лоазари и отец Тодди подались в леса.
Лагерь лесорубов, в котором жили и работали старый Лоазари и Эйно, был расположен в лесу, у изгиба большой реки.
Хозяин лагеря Киртоки, не то грек, не то итальянец, грубый и алчный человек, жил с лесорубами под одной крышей. От их большой общей комнаты с двумя рядами нар по стенам и большим столом посредине Киртоки отделился тонкой дощатой перегородкой.
Из своей каморки хозяин мог подслушивать все разговоры лесорубов, наблюдать за ними и спокойно делать свои подсчеты.
С утра до позднего вечера валили деревья лесорубы.
Вечером, усталые, возвращались в лагерь, ели и, как срубленные деревья, падали на нары и спали.
В воскресные дни пили, играли в карты, пели песни.
Рохкимайнены, отказывая себе во всем, копили деньги и посылали матери Тодди.
Но денег не хватало. В конце зимы они получили письмо от матери Тодди. Она писала, что если она не заплатит долг хозяину квартиры, то ее с детьми выселят прямо на улицу. Необходимы пятьдесят долларов.
— Где взять?
Наступила весна. Горячее солнце растопило льды. Вскрылась река, и для лесорубов наступило самое горячее время — сплав.
Строевой, корабельный, пропсовый лес, заготовленный исподволь, клеймили на месте. После сплавщики стягами скатывали его в реку.
Бревна двигались по реке, обгоняя друг друга. Они заполнили ее от края до края. Казалось, что вместо реки есть только живой, непрестанно движущийся помост из бревен.
При выходе с пристани Киртоки, на изгибе реки, одно из бревен уткнулось в низкий берег и застряло, преградив путь другим. На него с треском наткнулись следующие и остановились.
Мог образоваться залом. Это — плохое дело… Сейчас вся масса бревен полезет друг на друга, заполнит реку до самого дна… Вода выйдет из берегов, снесет лагерь со всем имуществом, а бревна останутся гнить в воде…
Тогда — прощай барыши!..
Хозяин растерянно бегал по берегу, заглядывая в лица лесорубов, и умолял:
— Ребята, что же вы! Ведь пропадет все… убыток… Разорюсь…
Но людям не хотелось для него рисковать жизнью. Лесорубы не любили хозяина за грубость и жадность, за то, что он вечно обсчитывал их и плохо кормил.
— Двадцать пять долларов тому, кто сорвет залом! — крикнул хозяин.
Люди молчали. Треск и грохот От натыкавшихся друг на друга бревен усилился, заглушая все голоса. Вода начала подниматься.