Сними панцирь!
Шрифт:
— Вам просто повезло, Надежда Георгиевна, — говорит папа.
— Я вообще везучая, — смеётся тётя Надя.
Чёрная туча уже на лиловую совсем налезла. И они так гремят, ссорятся так на небе. А между ними вдруг как молния жжикнет! Длинная, через всё небо. И сразу над нами грохнуло, я чуть не оглох.
Вот это действительно гром, всю жизнь будем помнить.
И капля мне сверху на нос упала. Крупная.
— Началось! — кричит папа. — Держите брезент!
А Боря машину гонит, хочет выскочить из-под тучи. Туча всё небо
— Может, в кабину сядешь пока? — кричит мне папа.
Нет, я в кабину не сяду. Я в кабине уже сидел. Что там хорошего? Кругом — кабина, ничего не видать.
Жжик! Молния пронеслась через небо.
Ббах! Вздрогнул песок.
И дождь вдруг на нас упал сверху.
Какой дождь! Такого дождя нигде больше нет. Мягкий дождь. Густой. Тёплый. Он прямо на нашу машину упал. Он упал на брезент. Ветер тащит брезент у меня из рук, я не отпускаю. На папино смеющееся лицо упал. Какие у папы весёлые зубы. Он так смеётся! На мешочки дяди Володи упал, дядя Володя их сам дождю подставляет. Змеям тоже приятно! И ящерицам. Упал на тёти Надины волосы. И волосы сразу ей на плечи упали, такие тяжёлые от дождя. Брезент тоже тяжёлый, но я держу.
Жжик! Опять молния.
— Добрая гроза! — кричит дядя Володя.
Пускай молния чиркает, я всё равно не боюсь. Это добрая гроза, я так и думал. И папа рядом, чего мне бояться!
Дождь падает, падает. Хоть бы он никогда не кончался. Наша машина шлёпает по дождю, как галошами. Смешно так! Арина смеётся в кабине, она уже проснулась. Нельзя проспать такой дождь.
— Где вы? — кричит папа. — Я никого не вижу!
Дождь бежит по папиному лицу. Папа закрыл глаза и смеётся.
Дождь бежит у меня по спине. Я тоже смеюсь.
Дождь бежит рядом с нашей машиной. Впереди машины. И сзади. Бежит у нас под ногами, по кузову. По брезенту бежит и слетает за борт. Такой дождь!
Добрая молния взблескивает над нами.
Добрый гром тарахтит над нами.
Как хорошо, что нас папа взял. Я под таким дождём ещё никогда не ехал!
— Он никогда не кончится, ладно? — кричу я папе.
И дождь сразу кончился.
Так тихо стало. Боря даже машину остановил. От удивления. Из кабины вылез и говорит:
— А где же туча?
Мы головы задрали.
Верно, где туча-то? По синему небу катится белое солнце. Нагревается на глазах. Краснеет. На него уже больно смотреть. А туча — вон она, с краю неба, совсем далеко. И под тучей дрожит тёмная полоса — это дождь там идёт. Даже не верится, что дождь где-то идёт. Туча быстренько уползает. Издалека нам блеснула молнией. И грохнула чуть-чуть, громом. Не может забыть, какая большая была. Толстая. А теперь совсем маленькая.
— Вот как у нас быстро, — говорит папа.
Тётя Надя
— А у меня тоже голова мокрая, — хвастается Арина. — Я из кабины высовывалась, а вы под брезентом сидели.
— Ну и что? — говорю я. — Я всё равно весь мокрый!
— Сейчас высохнем, — говорит папа. — И опять засохнем.
— Надо бы воды догадаться набрать, — вспомнил дядя Володя.
— Теперь дом близко, — говорит Боря.
— А дождя, кстати, порядочно выпало, — говорит папа.
Дядя Мурад ничего не говорит, он уже меряет песок — сколько там воды. Да, порядочно. Этот дождь очень вовремя прошёл, он пустыне поможет.
— Угу, — говорит Боря. — Поможет! Только небось теперь через такыр не пробиться. Как вы думаете?
А мы и забыли! У нас такыр впереди. Нам через него ещё предстоит ехать. По такыру вообще-то сплошное удовольствие ехать. Прямо летишь! Боря такыр больше любого асфальта любит. Асфальт, чуть пожарче, уже раскис. А такыр нет! Такыр совсем другое дело. Он от солнца только крепче становится. Как каменный! Такыр же из глины. Но вот от дождя! Дождя такыр абсолютно не переносит. Глина сразу на дожде разбухает и получается грязь. Это прямо гроб для любой машины.
— Развезло его или не очень? — думает вслух Боря.
— Лучше объехать, — говорит дядя Володя. Он завязнуть не боится. Просто он беспокоится, чтобы всех довезти живыми. В своих мешочках.
Боря сам знает, что лучше. Но ему объезжать не хочется, это два часа лишних.
— Завязнем, — говорит папа, — больше времени пропадёт.
Кто нас будет тогда из глины тащить? Это ведь не шоссе. Попутных машин тут нет, случайных — тем более. Никаких машин нигде нет, мы только на себя можем рассчитывать.
— Выпихнемся в случае чего, — смеётся Боря. — Вон у нас работничков сколько. Аринка, Лёдик.
— Мы с Лёдиком, конечно, выпихнемся, — говорит Арина.
— Только на вас и рассчитываю!
И Боря всё лазает под машиной, что-то опять щупает. Всё перещупал. Стал на шины давить: как шины? Нажмёт и послушает.
— Проскочим, — говорит Боря. — Я на свою старушку надеюсь.
Раз Боря надеется, мы поехали.
Опять прыгаем вверх-вниз. Держимся друг за друга, ничего. Арина визжит, в кабине не захотела ехать. В кузове визжит, с нами.
— Чего ты так визжишь? — спрашивает папа.
Он мне говорит. Разве я визжу? Я думал, что это Арина визжит. Значит, это я. Просто весело, вот я и визжу.
— Кажется, кто-то там уже тонет, — вдруг говорит папа.
Да, в бинокль видно. На такыре чужая машина стоит, и люди вокруг неё бегают. Быстро так! Как заводные. Машут руками.
— Кто-то влип, — говорит папа.
Кто-то влип прямо в глину, интересно — кто?
— Браконьеры, наверное, — так Арина думает.
— Средь бела дня? — сомневается папа. — Не думаю. Кто-то к нам в заповедник едет.