Снобы
Шрифт:
Мы с Аделой провели чудесные две недели в Венеции, а вернувшись, обнаружили, что квартира завалена свадебными подарками из магазина «Питер Джонс» и «Дженерал Трейдинг Компани»; вместе с ними лежало письмо от Чарльза, он предлагал мне встретиться в следующий четверг в его клубе. Я принял приглашение. Клубом Чарльза мог оказаться только «Уайтс», и соответственно, я оказался у знакомых дверей в назначенный день в час пополудни.
Мне кажется, большинство согласится со мной, что из трех великосветских клубов, чьи очаровательные фасады восемнадцатого века возвышаются на Сент-Джеймс-сквер, «Уайтс» – самый неприступный. Здесь очень мало лощеных arrivistes [37]
37
Карьеристы (фр.).
38
Сливки общества (фр.).
Я назвался и спросил Чарльза в будочке красного дерева в холле, но «его светлость» еще не появлялся, и мне предложили присесть и подождать его. Здесь чужому человеку не кивнут безразлично, что он может проходить в святая святых. Но едва я успел прочитать последнюю сводку, полученную по телетайпу (увы, где теперь это все), как Чарльз хлопнул меня по плечу:
– Прости, дружище. Я застрял в пробке.
Мы прошли через другой холл, откуда лестница вела наверх, в небольшой бар, где Чарльз заказал нам обоим сухой шерри. Я заметил с радостью, что сейчас он значительно больше походил на себя в старые добрые времена – элегантно одет и тщательно причесан. Его светлые волосы лежали гладкими волнами, на шее был повязан галстук то ли военной части, то ли учебного заведения.
– Ну, как поживаешь? Надеюсь, очень занят?
Не то чтобы я был ужасно занят, но была вероятность, что скоро появится пара возможностей, так что я не достиг еще того отчаянного состояния, которое есть профессиональный риск любого члена «Экуити» [39] . Так что я распространялся об Аделе, квартире, Венеции и так далее, а Чарльзу, конечно же, до боли хотелось заговорить о своем.
– А у тебя как дела? – спросил я.
Будто в качестве ответа он поставил стакан на стойку.
39
Профсоюз английских актеров.
– Пойдем, сядем за стол, – пробормотал он, и мы направились вверх по лестнице.
Обеденный зал в этом клубе именно таков, каким ему и следует быть – величественный, с высоким позолоченным потолком и длинными окнами с видом на Сент-Джеймс-сквер. На затянутых дамастом стенах ростовые портреты выдающихся членов клуба былых времен – все это излучало ту характерную для аристократии солидность, которую Чарльз, верно, пусть и неосознанно, считал оплотом и своего стиля жизни. Мы сделали заказ и сели за стол у стены напротив окон.
– Я думаю, Эдит от меня ушла. – Утверждение
– Что значит – ты думаешь? – Я не очень понимал, как можно в этом случае ошибиться.
Он откашлялся.
– Ну, наверное, нужно сказать – она думает, что ушла от меня. – Он поднял брови. Мне кажется, он мог разговаривать об этом только таким образом – как можно сильнее отстраняясь от происходящего. Как будто мы сплетничаем о ком-то другом. – Она звонила сегодня утром. Она сняла квартиру на Эбери-стрит. Очевидно, они поселятся там вместе.
У меня – самое подходящее выражение – «все поплыло перед глазами». Сначала (довольно недостойная реакция) я не мог поверить, что Эдит совершит такую глупость, пока скандал не вынудит ее к этому.
– Что она сказала?
– Только то, что они любят друг друга. Что она была очень несчастна. Никто не виноват, и все в таком духе… Ну, знаешь. Что обычно говорят.
В этот момент принесли моих креветок в горшочке, а вслед за ними авокадо для Чарльза. Я попытался воспользоваться паузой, чтобы привести в порядок мысли, но ни в жизнь не смог бы придумать, что я могу такого разумного сказать. И выбрал неверно.
– Кто еще знает?
– Ты говоришь, как моя мать.
При упоминании женщины мне страстно захотелось, чтобы леди Акфильд взяла штурвал в свои руки и вывела наш корабль из этого кошмара. Какой бы юной она ни была когда-то, жить в съемной квартире на Эбери-стрит с женатым актером – она бы и помыслить о таком не могла.
– Твоя мать в курсе?
– Подробностей она не знает. Эдит позвонила мне несколько дней назад. Когда я прислал тебе записку. С тех пор я был несколько отрезан от мира. Не вижу, чего можно добиться, бросаясь навстречу грозе, если грозы можно избежать.
Перед моим внутренним взором замелькали заметки в тех же самых газетах, что возвели Эдит на пьедестал и с такой любовью и множеством мелких деталей описывали ее свадьбу всего два года назад. Я очень и очень хорошо знаю, какими моралистами становятся эти красноносые алкоголики-журналисты, обсуждая пошлость и низость haut monde [40] . А Эдит позволила им сотворить ее из ничего, добровольно став игрушкой колумнистов, и я знал, что это даст им сейчас полное право разорвать ее в клочья.
40
Высшего света (фр.).
– А ее можно избежать? – спросил я.
– Не знаю. В этом мне и нужна твоя помощь. Естественно, сердце у меня упало при этих словах. Все это происходило слишком близко ко мне. Мне отчаянно хотелось снова оказаться вне круга близких знакомых этой семьи. Как мало понимают американцы, когда жертвуют знакомством ради настоящей, близкой дружбы. Именно знакомство, приносящее с собой восхитительные обеды, уютные поездки на выходные, обмен сплетнями в живописных интерьерах и на фоне чудесных пейзажей, но никакой настоящей близости, никакой ответственности – вот величайшее удовольствие лицемерного светского общения. Я по натуре наблюдатель. Мне тревожно, если меня заставляют быть участником.
– Так ты, что ли, примешь ее обратно?
Вопрос как будто озадачил Чарльза.
– Что значит – примешь? Она – моя жена.
Трудно объяснить, почему именно эти слова показались мне такими пронзительными. Странно писать об этом в нашу эпоху дешевого блеска, но в ту минуту я понимал, что передо мной сидит благородный и честный человек, человек, чьему слову можно верить, человек, для которого мораль – это больше, чем мода. И что такого Эдит могла найти в объятьях своего тряпичного любовника, что стоило бы дороже этой чистой и основательной, лишенной сомнений привязанности? Он выглядел почти смущенным своим благородным заявлением.