Снова на привязи
Шрифт:
Знать бы, как все произошло! А Амади — он тоже вернулся?
— Ну? Она по-прежнему одержима? — голос Фараджа!
— Придется проверить, — а это — голос Бомани.
И руки Бомани трясут ее! Вот только не поймешь: Амади это, занявший тело шамана, или тот вернулся?
Кто-то приподнял Накато, заставив сесть, потом — подхватил под руки. Волоком выволокли из шатра — разом охватил холод. Зима ведь! За пологом шатра царит мороз, а землю покрывает снег. На плечи даже покрывала не накинули. Разорванная короткая туника облепила бедра, повисла с пояса, открыв грудь
Ветра не было, но холод мгновенно пробрал насквозь.
Должно быть, над степью царила ночь. Под веками было черным-черно. Изредка, правда, вспыхивали перед глазами тускло-рыжие пятна — словно от факелов, оказывавшихся слишком близко. Разлепить веки по-прежнему не получалось.
Тащили, ухватив с двух сторон. Ноги безвольно волоклись по стоптанному снегу.
Голосов вокруг становилось все больше. Люди переговаривались, кто-то кричал. Все это сливалось в невразумительный гвалт. Разобрать отдельных слов не получалось.
Куда ее тащат, зачем?
Фарадж ведь грозил, что заставит ее говорить. Вот, она вышла из беспамятства. Вернулась в свое тело. А значит — ему ничто не помешает выполнить угрозу.
Руки подняли над головой, прикрутили к столбу, и Накато бессильно повисла. Плечи заныли. Ноги касались холодной земли, с которой расчистили снег. Под веками разливался тусклый оранжевый свет — кругом горели факелы. Пахло дымом. Сил не было, голова болталась.
Что они собираются делать?
С трудом удалось-таки разлепить веки, но перед глазами все плыло. Ритуальный круг в центре кочевья — здесь собирались обычно для жертвоприношений и обрядов. Над головой и правда — ночь. Только факелы освещали все вокруг. Толпящиеся галдящие люди — кажется, все обитатели кочевья собрались. Рядом двигались несколько смутных фигур — кажется, воины. Различить фигуры Фараджа, Рамлы или Бомани не получалось.
Страшно!
Она совершенно без сил, не может даже пальцем шевельнуть. Еще и связана. По щекам покатились слезы.
Взвились вверх костры с четырех сторон. Отгородили привязанную жертву от толпы.
Возле столба остались четверо воинов, вождь и шаман. Фарадж застыл, выпрямившись. Бомани что-то раскладывал на земле, чертил фигуры. Рамлы видно не было.
От холода и страха трясло. Что с ней собираются делать? И зачем.
Привели в себя, но ни о чем больше не спрашивали. Бомани... кто сейчас на самом деле в его теле? Да, совсем скоро она узнает. Только Накато не была уверена, что это знание ее обрадует.
Смотреть было больно — костры светили тускло, но все равно глаза резало. На фоне черной ночи они казались невыносимо яркими.
Шея ныла, и Накато позволила голове повиснуть.
Что проку вглядываться напряженно в лица, невидимые за кругом, очерченным огнями костров? Что проку размышлять, пытаясь понять, что сейчас будет.
Она и так прямо сейчас и узнает, что с ней сделают.
Она ничего не может поделать. Ничем не может помешать. Так что за прок раздумывать и напрягать глаза?
Прикрыла веки. Накатила сонливость. Сейчас бы заснуть и ни о чем не думать, не помнить.
От горящих костров под веками мерцало и дрожало темно-рыжее. Иногда кто-то проходил между Накато и огнем, и тогда перед закрытыми глазами воцарялась на миг синеватая чернота.
Помимо воли девушка прислушивалась к происходящему вокруг.
Слышала только потрескивание костров. Воины застыли неподалеку изваяниями, и она едва могла уловить звук дыхания. Шаман кружил вокруг — это его фигура то и дело закрывала от нее пламя. Что он делал? Движения казались размеренными — он явно не торопился.
Нет, ее не собираются допрашивать. Они готовят какой-то ритуал. Она же услышала обрывок разговора...
В лицо плеснули водой — это оказалось неожиданно. Накато вздрогнула, подняла голову, заморгала. Вода немедленно замерзла, превратив волосы в сосульки, а обрывки одежды — в ледяную корку. Она с запозданием поняла, что ног уже не ощущает. И даже не помнит, давно ли.
Останется ли она жива, или так и умрет здесь?
А может, у Бомани другие планы на нее — может, он собирается сделать ее своей игрушкой. А что — была послушной куклой колдуна, теперь станет так же служить шаману. Должно быть, это все-таки Бомани — это ведь его тело! Навряд ли он так просто отдал бы его Таонга.
Холод охватил ноги до колена — ниже Накато их не ощущала. Ледяные щупальца поднимались выше. Ее давно перестало трясти.
Шаман не торопился. Видимо, в его распоряжении была вся ночь. Костры трещали, высыпая в черное небо снопы искр. Потрескивали многочисленные факелы — теперь Накато различала их в темноте. Кажется, все кочевье собралось, чтобы поглядеть — что будет.
Вокруг Накато на земле, очищенной от снега, расположились начерченные фигуры. Линии некоторых были начертаны пеплом, другие — выложены тлеющими углями.
Шаман расставил глиняные плошки с тлеющими в них травами. От плошек вверх поднимались струйки дыма.
Сердце невольно сжалось в ожидании.
— Не трясись, — проговорил над самым ухом шаман, очутившись вдруг совсем рядом. — Не приманивай голодных духов! Они идут на запах страха. Не мешай мне. Тебе нужно просто повисеть здесь смирно. Можешь смотреть. Можешь вздремнуть, если сможешь — от тебя ничего не требуется сейчас. Только не мешать.
Накато замерла.
Интонации Амади! Что он сказал — не приманивать голодных духов, жадных до чужого страха? Да, колдовство ведь требует осмотрительности — вспомнить, как ее чуть не утащили духи, когда она впервые звала человека через потусторонний мир!
Значит, все-таки Амади. Освободился!
Как? Прямо сейчас она не узнает. Что он делает — тоже не понять. Но важно ли это? Когда придет время — все станет ясно. Он сам ответит на все вопросы.
Во всяком случае, расскажет все, что ей требуется знать, — поправила Накато сама себя. Чтобы правильно исполнять дальнейшие приказы.