Снова с тобой
Шрифт:
— Выглядит аппетитно, — заметила Мэри, вдруг почувствовав, что проголодалась.
— Бабушка уснула? — Ноэль наполнила кружки, перенесла на стол свою тарелку и села напротив матери.
Мэри кивнула, прихлебывая кофе.
— Чтобы убедиться, я прочла ей о Содоме и Гоморре. Никакой реакции. — Она посмотрела на дочь поверх края кружки. — А теперь расскажи, что случилось вчера. Я хочу знать все.
Ноэль устало вздохнула.
— Это длинная история. Может, оставим ее на потом? — Солнечный свет, льющийся в окно, падал на ее темные кудри, зажигая в них красноватые
Мэри вдруг почувствовала себя уязвленной.
— Хорошо.
Ноэль примирительно коснулась ее руки.
— Я только хотела попросить тебя немного подождать.
Тепло расплылось по руке Мэри, достигло ее груди и согрело изнутри. Она задумалась о недавнем разговоре в спальне матери и принялась гадать, сумела бы она еще много лет назад расслабиться в присутствии Дорис.
— Почему бы и нет? — беспечно отозвалась она.
За завтраком они поговорили о другом — о саде соседки, миссис Инклпо, о новых шторах, которые Ноэль собиралась сшить для кухни, о котятах Элис Хеншоу, о покупке мульчи — словом, о том, что не волнует и не задевает душу. Вскоре они перешли к более важным темам, и к тому времени, как завтрак завершился, Ноэль рассказала матери, как прошел вчерашний день. Даже про встречу с Джуди Паттерсон.
Мэри недоверчиво покачала головой:
— По-моему, она еще легко отделалась. Я задушила бы ее голыми руками!
— Знаешь, забавно, но Джуди помогла мне прозреть. Я поняла, что многое должно измениться. В том числе и я сама. Мне опротивела роль жертвы.
Мэри поняла, что даже без ее помощи Ноэль найдет в себе силы, чтобы преодолеть испытание.
— Что же будет дальше?
— Дождемся, когда доктор Хокинс представит суду свой отчет.
— И долго понадобится ждать?
— По словам Лейси, пару недель, но, надеюсь, не больше. А тем временем я буду продолжать видеться с Эммой. Это лучше, чем ничего.
Мэри вновь поразилась перемене, свершившейся в дочери, спокойной решимости, которая сквозила в каждом ее жесте и слове.
Она взглянула на стенные часы. Была только половина двенадцатого, а ей казалось, что с тех пор, как она вынырнула из теплой постели Чарли, прошел уже целый день.
— У тебя есть планы на сегодня? — вдруг спросила она.
— Никаких, — отозвалась Ноэль. — А что?
— Просто я хотела нанести визит одной давней подруге. И я не прочь взять тебя с собой.
— Я ее знаю?
Мэри покачала головой, грустно улыбаясь воспоминаниям, налетевшим подобно метели.
— Нет, но она тебе понравится.
Лютеранское кладбище, на котором похоронили Коринну, было самым старым в Бернс-Лейк — оно появилось в конце XVII века, когда в этих краях обосновались переселенцы из Голландии и Германии. Старинную церковь давным-давно смыло наводнением, вместо нее выстроили новую, более современную, но не у кладбища, а в городе. А кладбище уцелело. Оно располагалось на склоне холма, обращенном к реке Шохари-Крик. Громадные вековые деревья местами росли так густо, что образовывали над могилами живую беседку, острые углы могильных плит стерлись от времени и непогоды, надписи
Ржавые ворота открылись, протестующе скрипя. Недавно пробило час дня, вокруг не было ни души. Мэри задумалась: была ли Коринна последней, кого похоронили здесь? Даже в то время кладбище казалось древним и заброшенным. Она помнила, что родители Коринны выбрали его только потому, что здесь у них был свой участок.
Она огляделась. Солнечные пятна лежали на высокой траве, гранитные надгробия покрылись пылью и заросли мхом, Одни выглядели более неухоженными, чем другие. И лишь на некоторых могилах лежали цветы. Возле одного надгробия, с эпитафией «Его любили при жизни, о нем скорбят после смерти», в банке из-под кофе стоял давным-давно засохший букет.
— Не могу поверить, что прошло уже тридцать лет, — тихо произнесла Мэри, шагая по дорожке между могил. — Я помню похороны Коринны так, словно это было только вчера.
— Однажды, вскоре после свадьбы, я спросила Роберта про нее, — призналась Ноэль. — Я помнила твои рассказы о том, как они встречались в старших классах. Но он заявил, что почти не помнит ее. Думаю, дело в том, что вскоре после смерти Коринны погиб его брат. — Она повернулась к Мэри. — А ты знала, что Бак был любимцем их матери?
Новость не удивила Мэри.
— Его любили все, — сказала она. — В отличие от Роберта он всегда был славным парнем. Правда, я его почти не знала.
— Гертруда увешала его фотографиями весь дом. Сказать по правде, от этого дом выглядит жутковато. Как святилище. — Ноэль отвела в сторону низко свисающую ветку. — Конечно, я знакома с ней сравнительно недавно, но мне всегда казалось, что после смерти Бака Гертруда сразу постарела.
— Смерть ребенка — трагедия для любой женщины.
— Каждый год в день его смерти Гертруда приносит на могилу цветы. — Ноэль обхватила себя руками и поежилась, как от холода, — Дюжину белых роз, перевязанных красной лентой. Наверное, это какой-то символ, а какой именно — не знаю.
— А мать Коринны, кажется, после похорон ни разу не бывала здесь, — заметила Мэри. — Из разговора с ней у меня сложилось впечатление, что она старается не вспоминать, как умерла Коринна.
— Однажды я думала о самоубийстве. — Ноэль помедлила у могильной плиты, которую почти скрывала из виду высокая трава. — Каждый день я клялась себе бросить пить, но никак не могла. Мне казалось, что смерть — это самый простой выход.
— О, детка… — Мэри замерла, боясь услышать продолжение.
Но лицо Ноэль осталось спокойным.
— Но когда родилась Эмма, все изменилось. Конечно, к тому времени я уже бросила пить, но с того момента, как я впервые взяла на руки Эмму, я поняла, что в моей жизни нет ничего важнее ее.
Мэри вспомнила о неродившемся ребенке Коринны и содрогнулась.
Они двинулись дальше по тропе.
— Кажется, мы на месте. — Мэри указала на изваяние ангела почти в человеческий рост, со сломанным крылом — ориентир, по которому она привыкла разыскивать могилу Коринны.