Снова с тобой
Шрифт:
— Горячая ванна пойдет тебе на пользу, мама, — весело и бодро произнесла она, надеясь, что мать не спросит, где она провела минувшую ночь. Вдвоем с Ноэль они усадили Дорис в ванну.
Наблюдая, как Ноэль осторожно трет спину Дорис намыленной губкой, Мэри пережила головокружительный приступ дежа-вю. Она уже видела подобную сцену, только теперь ее участницы поменялись ролями. А прежде Дорис водила мочалкой, а малышка Ноэль лежала в ванне. У Мэри защемило сердце.
Как будто прочитав ее мысли, Ноэль улыбнулась бабушке и заметила:
—
— Да, ты была похожа на крошечную скользкую рыбку, — усмехнулась Дорис.
— А ты грозила, что отнимешь у меня резинового утенка, если я не перестану брызгаться и вертеться. — Ноэль засмеялась, и Дорис ответила ей ласковым смехом.
Мэри не верила глазам, понимая, насколько близки ее мать и дочь. Внезапно она позавидовала их дружбе, пожалела, что не может так же просто делиться воспоминаниями ни с Ноэль, ни с Дорис. «А может, еще не поздно?» — шепнул ей внутренний голос.
Вымыв Дорис, Мэри и Ноэль помогли ей встать и насухо вытерли. Она тяжело опиралась на них. Один раз Мэри поскользнулась на мокрых плитках пола и чуть не упала. Она видела, с каким трудом Ноэль удерживается на ногах. Вдвоем они сумели надеть на Дорис чистую ночную рубашку и довести ее до постели. Дорис легла со вздохом изнеможения.
— Вот уж не думала, что можно так устать, ничего не делая, — проворчала она.
— Хочешь, я принесу тебе что-нибудь пожевать? — предложила Ноэль. — Чаю с тостами?
Дорис покачала головой:
— Нет, лучше я полежу с закрытыми глазами и немного отдохну. — Сквозь мокрые волосы просвечивало ее розовое темя. Почему-то это придавало ей совсем беспомощный вид.
Помедлив, Ноэль вышла. Мэри собиралась последовать за ней, но мать негромко окликнула ее:
— Мэри Кэтрин, ты не могла бы почитать мне?
Мэри застыла, взявшись за дверную ручку из граненого стекла. Пока с Ноэль не случилась беда, мать ни о чем никогда ее не просила — разве что передать соль или купить пакет молока. Мэри медленно обернулась и подошла к кровати. Устроившись рядом на стуле, она нерешительно спросила:
— Что ты хочешь послушать?
— Библия на тумбочке.
«Ну конечно, — подумала Мэри. — А что еще она может читать? «Любовника леди Чаттерлей»?» Она потянулась за потрепанной Библией в кожаном переплете. Спальня матери, где раньше спал и отец, представляла собой склад старой мебели, перенесенной из других комнат, и фарфоровых безделушек — таких же, что заполняли полки внизу, но тем не менее здесь Мэри охватило умиротворение. Солнечный свет пробивался сквозь жалюзи и длинными полосами падал на потертый синий ковер и стеганое одеяло в цветочек. Снизу доносились шаги Ноэль и звон посуды.
Библия открылась на странице, заложенной выцветшей красной ленточкой, но, прежде чем Мэри начала читать, ее мать вдруг произнесла:
— Знаешь, тебе не удалось провести меня. Вчера ночью ты звонила не из города.
Мэри была слишком потрясена, чтобы отрицать ее правоту.
— Как ты узнала?
— Я же видела, как вы смотрели друг на друга. И потом, — хитро добавила Дорис, — ты приехала в той же одежде.
Мэри рассердилась, поняв, что ее поймали на лжи, от которой ей следовало бы отказаться сразу. Она глубоко вздохнула.
— Мы с Чарли взрослые люди, мама. Мы сами знаем, что нам делать.
— Думаешь, я в чем-то упрекаю тебя? О, дорогая… — Дорис коснулась ее руки. На ощупь ее кожа казалась слишком свободной, как перчатка не по размеру. — В моем возрасте уже не до упреков.
От неожиданности Мэри не сразу нашлась с ответом. Когда ее мать успела измениться? И еще: когда мать в последний раз называла ее дорогой? Так давно, что Мэри не могла припомнить. Ей вновь показалось, что ее лишили уверенности в себе. Ласковое обращение матери звучало так знакомо. Но что же дальше?
— Я не подозревала, что это так заметно… — наконец пробормотала она.
— Этого не заметит только слепой. — Дорис усмехнулась. — Вы настроены серьезно?
— Не знаю.
— А если бы знала, сказала бы мне?
— Наверное, нет.
В комнате повисло напряженное молчание. И вдруг Дорис удивила дочь, признавшись:
— Я не всегда была справедлива к тебе и твоей сестре.
«Не к нам обоим, а только ко мне», — мысленно поправила Мэри. Она перевела взгляд на окно, за которым по веткам тиса прыгала белка. Минувшей ночью Мэри спала всего четыре часа, боясь потерять хотя бы минуту, проведенную в объятиях Чарли, и теперь с удовольствием прилегла бы вздремнуть. Она не нуждалась в этой исповеди, вызывающей у нее неловкость. Мать опять заставила ее почувствовать свое превосходство.
— Но с нами же ничего не случилось, — наконец выговорила Мэри.
— Это еще как посмотреть. Жаль только… — Дорис сделала паузу, и на ее лице появилось незнакомое Мэри выражение. Раскаяние? Способна ли мать на такие чувства? Затем ее лицо вновь стало строгим. — Впрочем, не важно. Так или иначе, я уверена, вы с Чарли во всем разберетесь. — Она смежила веки, откинула голову на подушку в старой розовой наволочке. Постепенно ее пальцы, сжимающие руку Мэри, ослабели и разжались.
Мэри открыла Библию. «Значит, вот как полагается поступать взрослым дочерям, — думала она. — Забывать о прошлом. Прощать». Проглотив ком в горле, она начала читать:
— «Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе — охранять тебя на всех путях твоих…»
Дорис быстро уснула. Мэри на цыпочках вышла из комнаты и спустилась в кухню, принюхиваясь к аромату свежесваренного кофе. Заметив, что Ноэль уже поставила для нее прибор, Мэри села за стол.
Ноэль подала ей на тарелке яичницу из двух яиц и треугольнички поджаренного пшеничного хлеба с маслом.