Сны Черного Короля

Надир Алекс

Два часа дня… Если поторопиться – буду в Корнеево в пять. Исходя из того, в какой части города находилась моя нынешняя квартира (дожил!), добраться до места можно за час, час пятнадцать. Это на электричке. Еще час пешком. Остальное время на такси до вокзала и сборы… Вроде бы получалось.

Отсутствие намерений дергать по пустякам Олега вело к одной-единственной мысли: действовать на свой страх и риск. «На свой страх и риск» – значило избавиться от того, с позволения сказать, гардероба, что был

в эту минуту на мне, прибегнув к помощи хозяйского шкафа… Опс! Вскоре из зеркала мне уже улыбался подтянутый молодой человек в белой облегающей футболке с оптимистичными надписями на английском, спортивной горчичного цвета куртке и светло-синих джинсах в обтяжку. Вот только лицо – видимо, от этой белиберды с фотографиями – казалось немного старше обычного.

Да и черт, наверное, с ним.

Тем более, если подумать, то жаловаться на все остальное – пока было грех: пригородная электричка оставила меня на небольшой железнодорожной платформе ровно в шестнадцать.

Сама территория станции выглядела непривычно пустой. Человек десять, не больше, ждали автобус, добрасывающий народ непосредственно до Корнеево. Остальные – еще человек пять – ошивались возле ларька. Выбирая, покупая, потягивая пиво… Я подошел к бабке и купил стакан семечек.

Пешком так пешком.

Пять километров не такая изнурительная дистанция, да и ехать на автобусе – перехотелось. Не знаю, отголоски ли это недавних событий, но только вышедший вместе со мною мужик пялился весь этот час на мою персону такими глазами, что невольно стало не по себе.

Вот пусть и чешет теперь на автобусе.

Слева и справа от замысловато петляющей грунтовки росла разнообразная зелень. На самой грунтовке было пустынно. Лишь изредка по ней проносились машины, взвихряя за собой пыль.

Воспользовавшись ситуацией, я задумался. Что скажу, когда увижу Татьяну? Стратег из меня никакой, но отдельные направления в воображении все же мелькали. Ну, например – пойти напрямик. «Лоб в лоб»: не дожидаясь, пока тебе нанесут удар, самому ударить первым. Или же действовать более деликатно. Безобидное слово, легкий намек, многозначительная улыбка. Дать гандикап. Пускай дама подумает, что малыш-несмышленыш не догадывается ни о чем. Пускай все расслабятся… Возможно, под самый конец они ошибутся.

А кроме того, был и еще один мелкий нюанс, имевший такое большое значение. МНЕ полагалось быть МЕРТВЫМ. Я ведь помнил эти глаза… Там, на презентации. Которые долго смотрели, а потом сказали – «ну, чего ты, иди…». Не сомневаюсь, известной писательнице знакома масса плодотворных идей, а главное, у нее есть достаточно связей, чтобы подложить маленькую бомбочку в машину… Ой, простите, о чем это я?! Конечно, конечно! Мы неспособны! Мы слишком пушисты и белы – подкладывать бомбочки в машины! Для этого есть ведь «Воолоденькааа!».

Так я перешел на ее мужа. Но почти сразу провалился как бы вовне… Увидев перед собой дерево,

предположил, что до него шагов пятнадцать, не больше. Однако в действительности оказалось: все двадцать пять. До следующего было тридцать, тогда как мне подумалось, двадцать. Сорок пять (тридцать), шестьдесят (пятьдесят). Игра увлекла ровно настолько, что на миг пропало само представление, зачем я, собственно, здесь.

«Алешенька… милый!», пробудило меня восклицание, когда расстояния до очередного контрольного дерева, гипотетическое и реальное, почти что совпали (не думал, что так быстро разовью глазомер).

Производителем восклицания оказалась женщина. Среднего, ближе к пожилому, возраста – та, что называла меня на презентации Андрюшенькой и просила усмирить того, «крысиного» парня. Достаточно неожиданно… Особенно учитывая, что звали меня не так и не так. Пусть, впрочем, зовет, раз угодно.

На женщине было надето строгое, с небольшой кружевной вставкой платье, плечи укрывал красно-черный, немного старомодный платок. У ног вилась прегаденькая собачонка – не знаю, верно это определение или нет, но в народе таких называют карманными.

– Алешенька, милый! Вы-то что тут делаете? – спросила женщина, радостно улыбнувшись и всплеснув чуть театрально руками.

Я не был точно уверен, какой ответ подойдет лучше всего. Ее же мой выбор интересовал, кажется, постольку поскольку.

– А мы с Чарличком только говорили о вас! Правда ведь, Чарличек? – она неожиданно быстро для своей комплекции наклонилась и подняла собаку. – У-у, где наш Алексей? Куда подевался наш Алеша? У-тю-тю, у-тю-тю! А вот он – Алешенька! – держа собаку в руках, она трижды ее поцеловала, потом принялась приближать морду животного и к моему лицу. Видимо, надеясь, что я поступлю так же.

Впрочем, это продолжалось недолго. Моя растерянность была расценена как забывчивость.

– Вы не узнаете меня?… Я Ольга, тетя Тошика! Тошика… Антона! Помните? На вечере… Сидели вы вместе, шушукались без конца.

Я слабо кивнул. На ее удовольствие.

– Антон столько говорил о вас! Алешенька да Алешенька! У нас столько планов, такие дела! Вот мы на вечере встретимся, договоримся. Он у меня, теть, знаешь какой! У нас, говорит, дружба такая – днем с огнем такой, теть, больше не сыщешь! И умный, говорит, он, и добрый, и талантливый!.. Кстати, у вас все выгорело?

Я вздрогнул.

Во-первых, потому, что трактовал вопрос сначала слишком буквально. А во-вторых, потому что, глядя сейчас на нее, подумал: возможно, она не настолько проста, чтобы так просто ляпнуть этот вопрос? Глаза ее, по крайней мере, были как две неподвижные черные бусинки.

– Можно сказать, что и так, – отреагировал я, одарив ее в свою очередь взглядом, полным, если так можно выразиться, многозначительной глубины.

– Вы ведь поняли меня, да?… Я про дела.

– Понял, конечно.