Сны Лилит
Шрифт:
– Па-а-ап, а почему «Феррари» всегда красная? – спрашивает Глеб.
– Считается, что так красиво.
– Потому что она спортивная, да?
– Да, – соглашаюсь я, – так она заметнее. Её лучше видно во время гонок. Купим «Феррари»?
– «Феррари», – отзывается сын. – Я сейчас посмотрю, какие ещё есть.
Есть всякие. Лучше всего – металлические, в масштабе 1:24. Почти как настоящие, с поворачивающимися передними колёсами, с открывающимися дверцами и капотом. Сын садится на корточки рядом с «Доджем»
– Малыш, ты в школу хочешь? – спрашиваю я серьёзно. В следующем году Глебу будет семь.
Сын кивает, продолжая рассматривать «Додж». В лобовом стекле машинки отражаются белые огни равнодушных люминесцентных ламп.
– Готовишься?
– Па-а-ап, давай посмотрим ещё радиоуправляемые.
– Давай, конечно.
Мы сворачиваем на другую улицу, где пахнет пластиком. Здесь тоже есть на что посмотреть. Хотя детский шопинг в целом вдохновляет меня не больше, чем женский. Я просто хочу сделать ему приятно, вот и всё. И, наверное, стремлюсь осуществить это самым простым способом.
Глеб бросается к пластмассовой копии БМВ X5. Я иду за сыном, глядя на аккуратную лесенку светлых волос на детском затылке.
– Как ты думаешь, сколько у него скоростей?
Я пожимаю плечами.
– Тебя мама постригла? Тебе идёт, красиво.
– А задняя есть? – спрашивает Глеб.
Я оглядываюсь по сторонам, ища консультанта. Я быстро выдыхаюсь, отвечая на детские вопросы. Тем более что мои ответы, в сущности, мало что решат или изменят.
– Знаешь, пап, – сын ставит машину на место и принимается отгрызать ноготь на указательном пальце. – Мне он не нравится.
– Почему?
– Просто не нравится. Давай лучше купим модельку?
Я беру Глеба за руку, и мы идём назад. У него маленькие пальцы, сплошь в заусеницах, с ногтями, обгрызенными почти до крови. Детская ладонь в моей руке влажная и тёплая. Жалость сжимает моё сердце.
– Не грызи ногти, – говорю я. – Там грязь и вообще – болеть будет. Хочешь, я тебе крем куплю специальный? Чтобы кожа заживала?
– Па-а-ап, а тебе какая машина больше нравится? «Феррари» или «Делореан», как у Марти МакФлая?
– «Делореан».
– Так давай купим «Делореан»! – осеняет сына. – Он разгоняется до восьмидесяти восьми миль в час!
– Мы, скорее всего, его не найдём здесь, – искренне сомневаюсь я.
– Почему?
– Потому что он редкий. А модельки продают тех машин, которые часто встречаются в жизни.
Сын обескураженно обводит взглядом стеллажи с миниатюрными автомобилями. Указательный палец снова оказывается во рту. Я беру Глеба за руку и пытаюсь преодолеть его сопротивление.
– Скажешь маме, чтобы тебе пальцы кремом намазала, хорошо?
– Ладно… а почему нет «Делореана»?
– Давай возьмём «Феррари». Может быть, «Делореан» когда-нибудь ещё попадётся.
Глеб аккуратно берёт коробку с красной спортивной машиной.
– Нравится? Давай купим и пойдём на улицу. Здесь жарко.
– Пап! У неё значок «Феррари» прямо на капоте, смотри!
– Ты кушать хочешь?
– А почему у «Феррари» на значке лошадь?
– Дома ел? Или нет?
– У «Феррари» самый красивый значок!
– Глеб!
Я не выдерживаю и повышаю голос. Девушка-консультант, охраняющая границу между мирами мальчиков и девочек, поворачивается и смотрит на нас. У неё треугольное лицо, широкое в скулах и острое к подбородку. Совсем как у моей жены.
– Пойдём на кассу, – говорю я сыну.
Он молча поворачивается и идёт вперёд, прижав к себе коробку. Всякий раз мне стыдно, когда я кричу на него.
– Можем ещё что-нибудь взять. К этой машинке. Хочешь?
Глеб не отвечает. Он сосредоточенно смотрит себе под ноги. На полу размещены указатели: «товары для девочек», «товары для мальчиков», «одежда», «детское питание».
Мне приходит в голову, что он не хочет меня слышать. Слова отлетают, как от стенки. В раннем детстве, ещё до школы, у меня появился приятель, с которым я познакомился, разговаривая через стенку. Мы общались на смежных балконах. Играли в «Морской бой». Ели в лесу кислицу… Или это был уже другой приятель? Не помню. Плохо, что однажды кинешься вспоминать детство, и окажется, что ничего ты по-настоящему не запомнил. Так, лишь запало в сердце одно, другое, третье…
Красную машинку размагничивают на кассе, чтобы её можно было вынести из магазина. Я прячу чек в бумажник. Какая разница, сколько стоит игрушка? Матери Глеба не нужно об этом знать. Ему и подавно.
– Пошли в парк, – говорю я.
Сын шагает молча. Феррари постукивает в коробке, которую он не выпускает из рук. Пожалуй, так мы погуляем ещё час или два, а потом я просто отвезу его домой. Я знаю, что всё это время меня будет сопровождать грызущее чувство потери. Тоски по маленькому ребёнку, который сейчас рядом, но расставание с ним неизбежно. Но что поделать, если жизнь так разделила нас?
– Я по тебе скучаю, – вдруг говорю я. – Ты скучал?
– Па-а-ап, – тянет Глеб, – давай купим сладкую вату?
11
– Мама, мама, я хочу младшего братика, – говорит Гарик Харламов.
– Ты что, он же спит! – говорит Тимур Батрутдинов.
Я поднимаю бокал коньяка и делаю большой глоток. Люся смотрит Comedy Club. Тихий сонный час между вечером и ночью. В комнате нет другого света, кроме экрана телевизора, и лицо жены в его мерцании то появляется из сумерек, то уходит в тень.
– Ватсон, Ватсон! Ватсон, поднимайтесь, у меня здесь замечательный мотоцикл!
– Что у вас там, Холмс?