Сны над Танаисом
Шрифт:
Простая уловка: скрыть под личиной великой заботы великий грабеж...
– Должно быть, в Басре я не буду обделен почетом, - усмехнулся старый жрец.
– Может ли быть иначе, отец?
– развел руками перс, уловив в голосе жреца иронию.
– Чистые Помыслы считают, что ты достоин большего почета и...
– он обвел глазами сумрачные стены, - более просторного пристанища.
– Кто подлежит вывозу?
– задал новый вопрос старый жрец.
– Это дело, отец, Чистые Помыслы целиком оставляют на твое усмотрение, - торжественно преподнес Посланник еще
Они давно обо всем позаботились. Вероятно, гораздо раньше того дня, когда послали "отцу фиаса Бога Высочайшего чистому брату Аннахарсису" благоволение на строительство в Танаисе Державного храма и обещание прислать своего архитектора, из "посвященных"...
– Могу не сомневаться, - медленно произнес старый жрец, - что Чистым Помыслам хорошо известно положение дел и в самом Танаисе... и они нашли, как следует теперь поступить с Прорицателем. Эвмаром, сыном Бисальта.
– О нем наслышаны, - кивнул Сондарзий.
– Чистые Помыслы сочли его деятельность по нынешнему дню полезной. Внимание Города должно быть сосредоточено на его личности и на присутствии римлян. Народ должен думать об обороне. Тем более что слухи о скором нашествии уже не потушить. Необходимо, чтобы взаимная неприязнь римлян и танаисцев постоянно подогревалась мелкими стычками. Труда это составить не должно. Исход при таких настроениях произойдет... неощутимо.
"Итак, мне остается лишь следовать за перстом Прорицателя, - подумал старый жрец.
– Странная прихоть судьбы".
– Все ли ты передал, Посланник Чистых Помыслов?
– Да, отец, - поднимаясь ответил перс.
– Ты сыт?
– Да, отец. Благодарю.
– Больше мне спрашивать тебя не о чем. Твоя галера отойдет через час. Ты волен направить ее в любую сторону.
Перс поклонился:
– Я отплыву в Византий. Мой конь вместе со знаком передачи вести будет вывезен в Рим другим путем. Прощай, отец. Да вдохнет Высочайший силу и удачу в твои чистые помыслы.
– Удачного пути и тебе, Посланник Чистых Помыслов, - коротко улыбнулся старый жрец.
– Впрочем, в пути ты, верно, принял уже столько пожеланий и от стольких богов тебе послана удача, что моя молитва вряд ли понадобится, разве про запас.
– Отец, - в ответ широко улыбнулся перс, - не умаляй силы своей молитвы. Ее возьму я посохом, остальные же останутся ничтожным запасом... Что это?
– Перс приподнял брови и прислушался.
Из дальнего угла доносился ровный, мелодичный стрекот.
– Сверчок?
– Перс вопросительно взглянул на жреца, словно ожидая подвоха.
– Но ведь они... только по ночам...
– Ночь, Сондарзий. Ночь, - кивнул старый жрец, - Это знак тебе: Посланнику нельзя задерживаться на месте больше того времени, какое требуется для передачи вести. Торопись.
– Прощай, отец, - перс еще раз поклонился и стремительно
Старый жрец задумался и стоял неподвижно, пока не ощутил на себе чей-то взгляд. Он повернул голову и встретился с недвижными глазами, следившими за ним из коридорного мрака.
"Не рано ли быть шакалам в Городе, - усмехнулся старый жрец.
– Или уже правда - ночь, сверчки и на развалинах звери..."
Владелец шакальих, желтоватых глаз, Скил-Метатель, встретив взгляд жреца, чуть помедлил и тихо шагнул в комнату.
– Все помыслы сегодня меняются, - сказал старый жрец.
– Посланник принес нежданные вести. Тебе, Скил, придется приложить много усердия на благо фиаса. Тебе, Плисфену и Гуллафу.
– Во имя Высочайшего, отец, - Скил сделал короткий поклон.
– Во имя фиаса, Скил. К низкому труду не призывай богов... Это - наш труд. Сегодня ночью десяток грабителей из числа меотов должны проникнуть в Город. Лучше, если это случится у Южных ворот. Все дело - без криков и суеты. Ворота должны быть открыты, стража - перебита. Никакого огня. Пусть ограбят две-три лавки и сразу уходят. Римские посты отвлечь. На улице Ста Милетцев меотов встретит Гуллаф. Прикинь сам, сколько ему будет по силам, чтобы твои люди не суетились и не путались у него под ногами. Пять или шесть трупов будет достаточно. Ушедших от погони отпустить по крайней мере до Каменного Ручья.
– Отец, дело нелегкое... Малый срок, - Скил в растерянности покачал головой.
– Иного срока не будет. Торопись.
– Повинуюсь, отец. Во имя фиаса...
– Скил шагнул было к дверям, но жрец коротким движением руки остановил его.
– Проследи, чтобы галера Посланника благополучно отошла от причала, - добавил он.
Скил заглянул жрецу прямо в глаза, что позволял себе только в миг двусмысленного приказа. Жрец не ответил на его взгляд презрительным прищуром, позволив Скилу понять глубокий намек, с которым приказ был произнесен.
– Торопись, - снова сказал жрец.
Двери дома, а следом тяжелые ворота, приоткрывшись, выпустили Скила на улицу Золотой Сети.
До заката его видели в разных местах: на пристани, в доме ювелира Месаргирида, что у Южных врат Города, дважды - в лагере римлян. Затем в течение двух часов он не был замечен в Городе никем.
Наконец он снова вошел в Город через Южные врата, где его увидел Эвмар-Прорицатель. Они разошлись на мосту, едва взглянув друг на друга, но, пройдя несколько шагов, Эвмар оглянулся Скилу вослед.
"Здесь - новый замысел", - подумал он, спеша в римский лагерь, где сила легиона впервые пришла в живое, целенаправленное движение. Весть с востока подтвердила слух об опасном передвижении конницы боранов, и на исходе дня начался военный совет. Будущее, первое сражение легиона на новом месте потребовало много споров и мнений, и к Южным вратам Эвмар вернулся лишь к середине ночи.
Врата оказались приоткрытыми, а сторожевые огни на башне - потушены.
Эвмар смягчил шаги.
"Плохая тишина", - подумал он, шагнув в Город, - и едва не споткнулся о неподвижное тело стражника.