Сны над Танаисом

Смирнов Сергей Анатольевич

После городского совета собирался наш, семейный. Эвмар уже считался среди нас братом - первым, старшим братом. Последнее его решение было для меня совершенно неожиданным: думаю, Эвмар и Никагор долго сговаривались за моей спиной.

– Тебе нужно уехать из Города, - едва ли не тоном воинского приказа сказал Никагор.

– Тебе вместе с Невией и детьми нужно уехать отсюда, - сказал Эвмар мягче, по-дружески.
– На время... В Городе опасно. Наши враги вот-вот опомнятся. Они поспешат воспользоваться случаем и решатся на отчаянные шаги, забыв об осторожности и благоразумии.

Я взглянул на

них обоих и, видя их непреклонность, развел руками:

– Оставить Город в смутное время... в час испытания недостойно...

– Сейчас ты должен быть в полной безопасности, - перебил меня Никагор.
– Ты и твоя семья... Ты обязан это понять, подумав о будущем... Это не только наше предложение... но и приказ лохага.

Брат поразил меня: с такой властной твердостью он повелевал мне подчиниться.

– Чье предложение?
– переспросил я.

– Наше. Мое и Эвмара, - ответил брат.

Заметив мою недобрую усмешку, Эвмар поспешил поддержать брата:

– Пойми, Аминт... Ты нужен Городу, - и он стал разъяснять мне, почему следует поступить так, а не иначе. Логика была ясной - рассудок был обречен сдаться ей, но душа...

Я молчал долго.

– Куда вы хотите меня загнать?
– спросил я их наконец.

– На Химос, - ответил Эвмар, сразу обезоружив мою душу.
– Там твои родные места... Не только твои, но и - Никагора. Там сейчас живет один из моих друзей. Он - архонт. Он легко обеспечит тебя жильем и защитой. Он обещал.

– Ты видишь опасность в Городе, - сказал я Эвмару.
– Мне грозят убийством, так?

– Враги могут подумать и об этом злодеянии, - был ответ Эвмара.

– Ты видишь мою смерть?
– задал я ему новый вопрос.
– Если останусь...

– Нет, - твердо ответил Эвмар.
– Но ты должен уехать именно потому, что я не вижу впереди твоей смерти.

Они с Никагором решили мою судьбу без меня, и потому я невольно сопротивлялся. Я понимаю, они беспокоились за меня, слишком далекого от единоборства армий и жаждущих власти "стратегов", они волновались за мою семью, за сыновей моих, еще слишком малых, чтобы постоять за себя... Но я невольно противился, ибо не мог представить себя трусом, бегущим с поля битвы. А главное: некая тайна удерживала меня - я чувствовал, что еще не настал срок моего предназначения.

Эвмар тонко высмотрел почти все мои сомнения:

– Мы обязаны уберечь тебя от крысиной возни, - сказал он.
– Ты нужен для великой битвы. Аминт, послушайся нас, я прошу тебя. Клянусь Аполлоном, эллинской славе нужно от тебя терпеливое мужество сердца, а небезрассудная храбрость кулачного бойца.

Я воспользовался тем, что уже больше месяца ведал провиантом легиона.

– Пока римляне у стен, я несу нужную Городу повинность, - сказал я.
– Легион уйдет - и тогда я позволю отослать себя куда угодно. Иное решение для меня унизительно.

Эвмар приподнял брови и переглянулся с Никагором.

– Пусть будет так, - кивнул он, вернувшись ко мне взглядом.
– Однако при одном условии: Невия с детьми должна выехать немедля.
– Он подождал, пока уляжется всплеск моего смятения.
– Твою семью будут сопровождать верные люди. Невия с детьми должна сейчас находиться под надежной охраной и в надежном месте... Неужели придется заново

объяснять тебе? Один месяц разлуки... Разве эллинскому воину...

Я все понимал, но не находил сил справиться с обидой, когтями царапавшей сердце. Я перебил Эвмара.

– Семья Никагора остается здесь?
– спросил я его, стараясь не смотреть на брата.

– Моему сыну тринадцать лет, - с трудом смягчая тон, сказал Никагор.
– Он - мужчина-воин. Твои сыновья еще едва умеют ходить... Кроме того, отец моей Лаиды - спартанец.

– Вот как, - усмехнулся я.
– Дочери спартанца позволено остаться, дочери же танаита позволено не проявлять мужества и спасаться бегством...

Брат подошел вплотную к Эвмару и, заглянув ему в глаза, со вздохом сказал:

– Я вновь убеждаюсь, что в смутное время женщины могут щедро делиться с мужчинами благоразумием и рассудительностью... Лаиде ничего не стоило убедить Невию в необходимости отъезда. Женщин волнует жизнь детей и сохранность рода, а менее всего - честолюбие.

Миновал один день, а наутро второго я, поддерживая Невию под локоть, уже помогал ей подниматься на корабль. Никагор шел позади, неся на плечах наших сыновей. Эвмар подал нам обоим руки с борта галеры.

В то утро начиналась наша первая разлука с Невией - и единственная в царстве живых. Я не жалею о ней - это судьба учила меня и Невию. Каждому, для кого жизнь не хмельная забава, а труд души, стоит пережить разлуку: она должна войти в дом, как посланник небес, ибо разлука - это истина в обличии гостя. Учитель христиан говорил: на родине пророка слово его не ценят. Потому истине и приходится рядиться в одежды чужестранца. Этот "чужестранец" и есть разлука с любимым человеком. Гость войдет в дом и предстанет перед хозяином, чтобы тот ясным взором увидел, ради чего дана душе жизнь в земных пределах, ради чего нужен огонь в очаге родного дома...

В то утро Невия была щедрей и мужественней меня. Она сумела взбодрить и развеселить всех - Эвмара, Никагора, Лаиду. Меня, хмурого и рассеянного, она озадачила домашними хлопотами, до которых у нее перед отъездом не дошли руки. Об этих хлопотах она говорила так, будто назавтра собиралась вернуться.

Мы простились.

Мы стояли на корабле и молча смотрели друг другу в глаза... Слезы копились, грозя пролиться...

Мы любили друг друга. Разлука была нам не страшна.

Потом мы вновь стояли рядом и смотрели друг другу в глаза: Невия - на корабле, я - на краю пристани. Стадий прирастал к стадию, один за одним, а мы оставались рядом, и я видел Невию так ясно, что мог пересчитать все ее слезинки...

Я попросил не провожать меня, оставил Эвмара и Никагора на пристани и пошел домой один, хотя, уверен, без соглядатая они меня не отпустили. "В Городе опасней, чем в степи", - хмуро усмехнулся Эвмар мне вслед.

В моем доме было пусто. Шаги мои казались мне оглушительно гулкими.

До вечера я не хотел никого видеть. Когда опустилась тьма, я вышел во двор и невольно оглядел все звездное небо, от края и до края... Наверно, я просил у небес покоя душе. Я вернулся в дом, и вдруг на самом пороге меня поразил тонкий аромат сосновой смолы. Он потянулся по комнате струйкой родного тепла. Это был запах из детства. Я замер на месте, просветленный воспоминаниями...