Сны во сне и наяву

Тебеньков Александр

МОИСЕЕВ: Ага, съела что-нибудь.

БАРИНОВ: Илья, кончай паясничать!

АКСЕЛЬРОД: Действительно, Илья, что за балаган!

МОИСЕЕВ: А это я принимаю твои условия, Павел Филиппович!.. Балаган, театр, цирк, Вольф Мессинг, Ури Геллер, Роза Кулешова – вот что здесь происходит!.. Ладно, проехали. Материалы я внимательно просмотрел, против методики и техники экспериментов возражений не имею. То, что вы в тупике – согласен. Ты, Паша, тысячу раз прав: не поняв, не уяснив генезис ее снов, не понять и их механизм. То, что это не сны, Игорь,

согласен – сто процентов! Найдите какой-нибудь другой термин, что-нибудь умное и ученое, по латыни. Ты, Шурочка, сможешь. Я же, как профессор психологии, врач-психиатр с многолетней практикой, официально заявляю об абсолютной адекватности Афанасьевой, комплекс Франциска Гойя в данном случае отсутствует напрочь. Я имею в виду его офорт «Сон разума рождает чудовищ». И Иерохим Босх тут не причем, заранее заявляю. Она не страдает патологической фантазией, маниакальным психозом или раздвоением личности. А если вспомнить сюжеты снов – то даже растроением, раздесятерением и так далее. Я бы с легким сердцем доверил Афанасьевой кнопку пуска стратегических ракет или управление ядерным реактором. Если необходимо мое заключение – пришлю на официальном бланке, как только вернусь. Приватно скажу: ребята, ищите истину совсем в другом направлении.

БАРИНОВ: То есть, это не галлюцинации? Тогда что?

МОИСЕЕВ: Аналогов в литературе не припоминаю. А так, навскидку, скорее, мираж. Галлюцинация – продукт мозга, мираж – информация посторонняя. Наведенная.

АКСЕЛЬРОД: Разрешите мне. Я уже указывала Павлу Филипповичу, что если отталкиваться от содержания снов, то тему надо либо переоформлять, либо закрывать, потому что она получается не профильная. Не вписывается ни в какие каноны современных представлений о природе сна и сновидений.

ЛЕБЕДЕВ: Закрывать-то зачем?

АКСЕЛЬРОД: Из формальных соображений. Лаборатория исследует природу сна, а не его содержание.

МОИСЕЕВ: Ну, по-моему, вас это волновать не должно. Укажите в отчете, что в ходе экспериментов получены интересные результаты, обоснуйте необходимость новых направлений – вот и все.

АКСЕЛЬРОД: Это понятно, Илья, обычно так и делается. Но, дело-то в том, что тогда мы как бы отходим от изучения собственно мозговой деятельности. Вторгаемся в область нам несвойственную.

МОИСЕЕВ: Паша, а ты что думаешь?

БАРИНОВ: Формально, конечно, Александра права, не наш это профиль. С другой же стороны, явление как факт существует и напрямую связано с высшей нервной деятельностью. Ergo – наша епархия… А дальше, уж как на это посмотреть – мистика ли с точки зрения науки, наука ли с точки зрения мистики…

АКСЕЛЬРОД: Вот чего я и опасаюсь. Какая, извините, моча кому и как в голову стукнет.

БАРИНОВ: Ладно, ребята, как говорится, чем дальше в лес, тем толще партизаны. Вот и мы: заберемся в чащу и постараемся не высовываться. А пока вернемся к Афанасьевой. Итак, что в первую очередь вам показалось странным в ее снах?

АКСЕКЛЬРОД: Лично мне странно все. Начну с такой детали: она видит себя то женщиной, то мужчиной, и чувствует себя в каждом образе одинаково комфортно.

МОИСЕЕВ:

Кстати, ты обратила внимание, что она никогда не видела себя ребенком?

АКСЕЛЬРОД: Это так. Хотя, косвенно… Помните «смутные» сны? Когда ни образов, ни действий – одни ощущения.

ЛЕБЕДЕВ: Ребенок уже на первом месяце жизни умеет распознавать образы – в цвете и контурах. Вот если до рождения, в эмбриональном состоянии… Но детских снов у нее нет, это точно.

МОИСЕЕВ: А я, коллеги, позволю себе обратить внимание не только на содержание, но и на форму. Согласен, содержание поражает многообразием, многовременьем, многосюжетьем, так сказать. Абсолютно разные люди, разные судьбы, разные ситуации, но, как правило, фиксируются исключительно эмоциональные моменты. Практически всегда присутствует состояние аффекта, сильнейшего стресса.

АКСЕЛЬРОД: Бедная девочка! Ведь это началось у нее с четырнадцати лет! Пережить, пусть даже во сне, столько трагедий, столько личных смертей…

ЛЕБЕДЕВ: Да, почти ни одной ординарной ситуации.

БАРИНОВ: Ладно, свои эмоции оставим для беллетристики. Где мысли, коллеги? Мыслей не слышу, идей.

ЛЕБЕДЕВ: Надо абстрагироваться от информационной составляющей.

МОИСЕЕВ: Наоборот, именно от нее придется отталкиваться. Иначе кроме факта шестого состояния ничего не остается.

БАРИНОВ: Но это же бред!

МОИСЕЕВ: Скорее, буйная фантазия. С такой фантазией книжки писать.

ЛЕБЕДЕВ: Не может она оперировать таким объемом информации, тем более, выстраивать ее в законченные, строго логически организованные сюжеты. Да, Афанасьева начитана и образована, но совершенно в других областях. Она не гуманитарий, она естественник. Это – не ее.

БАРИНОВ: То есть, Игорь, в самостоятельности, так сказать, ты ей отказываешь, и считаешь, что сны – продукт не ее мозга.

ЛЕБЕДЕВ: Да. Она перципиент, а не индуктор.

АКСЕЛЬРОД: Но если ее видения не генерируются ее же мозгом…

МОИСЕЕВ: …они есть объективная реальность, данная ей в образах и сюжетах. Так?

ЛЕБЕДЕВ: Так. Повторю и настаиваю – они генерируются и навязываются ей извне.

БАРИНОВ: Ага. «Властелин мира» Александра Беляева. Злой дядя-изобретатель внушает на расстоянии картинки из чужой жизни.

ЛЕБЕДЕВ: Почему – злой дядя? Почему – на расстоянии? А тысячи тысяч ее предков? Почему бы не считать ее видения генетической памятью?

БАРИНОВ: С логикой плохо.

ЛЕБЕДЕВ: Это как, Павел Филиппович?

БАРИНОВ: Память поколений – фактор внутренний, и это подкупает: не надо притягивать за уши сумасшедших изобретателей… Но вспомните: девять снов из десяти кончаются гибелью главного действующего лица. Вот если бы ей снился момент зачатия, а не смерти…

АКСЕЛЬРОД: А-а, ну да, конечно… Герой гибнет и память о своей кончине, естественно, передать потомкам не успевает чисто физически.