Снятие последней печати

Ли Владимир Федорович

Все время, пока мы штопали, подкрашивали, что-то там меняли в сданных нам авто передо мною то и дело появлялось лицо этой девушки. Что меня в ней так зацепило? То, что она брюнетка? В Самаре я таких девочек не встречал. Но не в этом же дело. Красота? Да, она очень симпатичная, может быть, даже красивая. И опять не это главное. Её глаза. Там была теплота и какая-то мягкость. Вещь редкая, для меня редкая – мне просто не попадались девчонки с такой добротой во взгляде, хотя их наверняка было немало.

Все дела с «шевроле» я закончил к девяти часам вечера, а через полчаса на нашей площадке появилась сама хозяйка машины. Она вопрошающе взглянула на меня.

– Ваш лимузин в прекрасной форме. Можете проверить – прокатитесь по улице, если что-то не так, скажите.

Она ни слова говоря уселась за руль, вернулась через три минуты.

– Здорово! Вы мастер, молодой человек.

Сколько?

– Шесть.

– Это за все-то?

Я кивнул. Она подумала и добавила ещё тысячу. Я не взял, сказав, что все укладывается в названный тариф.

Она ещё раз поблагодарила, но проехав с десяток метров, остановилась, подала назад.

– Как ваше имя?

– Леонтий.

– Меня зовут Ольга. Леонтий, мне показалось, что вы хотели что-то спросить. Ведь так?

– Так. Где ваше сопровождение?

Она рассмеялась, кивнула, как бы показывая, что не ошиблась в своей догадке.

– Мое сопровождение дома. Она рано ложится спать, публичных мест не посещает. Каждое утро ровно в половине восьмого она появляется у центрального входа в пироговскую больницу. Леонтий, ещё раз благодарю вас. Вы очень приятный парень.

На мой айфон пришла эсемеска: «А. Волина с мальчиком исчезла. Если вы заинтересованы в её обнаружении, сообщите».

Не знаю почему, но это послание меня обозлило. Я набрал PS и холодно сказал, что уже сообщил, в чем мой интерес. Для большой убедительности и вескости добавил, что не в моих правилах что либо повторять дважды. Не знаю, сыграл ли мой тон какую-то роль или и впрямь эта служба привыкла четко работать, но уже через пять дней мне позвонил никто иной, как сам Кимура и сказал, что Волина скрывалась у приятельницы, её серьезно перепугал эпизод с крепко изуродованным подельником. Кимура добавил, что она безропотно выехала в сопровождении наших ребят в Караганду и Саша охотно согласился остаться с родной матерью.

Впечатлила ли меня эта новость? Наверно, впечатлила. Но в гораздо большей степени впечатлило другое. Из квартиры Гусева были выселены бандюки, рейдерским способом вселившиеся туда, но ни эта Алина, ни её мамаша в эту квартиру больше не вернулись. Узнал я об этом от соседа с верхнего этажа. Мужика этого я встречал, мы здоровались и при одной из встреч в подъезде он поведал мне, при чем с явным удовольствием, что квартира теперь пустуют, но вскорости туда вселятся какие-нибудь шишки. Почему этому типу об этом было приятно сообщать я не понимал. Личного же интереса у него не было, а вот то, что кого-то вымели из квартиры ему вроде как доставило какое-то удовольствие.

Все говорило за то, что со мной никто не блефовал. Я изредка залезал на сайт «Серториуса», смотрел, какие дела конгломерат проворачивал. Суммы, которые там были в ходу, перехлестывали многие миллионы и не в рублях. Ни к Кимуре, ни к Нелидову я решил до поры до времени не обращаться.

Для общей картины надо было взглянуть на мой личный аккаунт.

Набрал РА. На желто-голубом поле высветился трезубец, на трех остриях которого возник прямоугольник с требованием пароля. Это трезубец Нептуна был лого «Серториуса», мне это было известно от Кимуры. Я быстро набрал свой личный код с именем и десятью цифрами. Почти мгновенно передо мною возник мой портрет, справа же было напечатано: Шебеко Леонтий Васильевич – я решил в комп внести мое паспортное отчество. Далее внизу указывались два банка с электронными адресами и номерами двух личных счетов. Первый банк находился в Цюрихе, второй во Франкфурте. Я поочередно заглянул в эти закрома и порядком очумел. В Цюрихе на имя Шебеко было положено до ста двадцати миллионов швейцарских франков, во Франкфурте двести пятьдесят миллионов евро. Здесь же было напечатано несколько строк по-английски. В свое время, когда мы с Серегой Нелидовым начали заниматься компьютером, он принес большой англо-русский словарь и в довольно категорическом тоне заявил, что без этого языка ты, Лёня, можешь считать себя инвалидом первой группы. В общем-то надо было быть законченным дебилом, чтоб против этого возражать. Вяло, неохотно, но я стал кое-что почитывать на английском, обзавелся грамматикой. Сейчас, вникая в написанное на моем франкфуртском счету, я довольно быстро уяснил, что здесь речь идет о ценных бумагах, то есть об акциях, которые принадлежат мне; указывались сайты, где перечислялись какие именно акции и какие конкретно компании они представляли. У меня не было никакого желания влезать в эти гущи – я и без того был оглушен теми запредельными суммами, которые лежали у меня на счетах. Я пытался понять, кто и зачем проделал этот финт. Это уже не та шлюшка, подкинутая Новосельцевым,

и не те добры молодцы, оттащившие от меня кобла Волиной. Здесь много круче, здесь работает мощная организация. Уж один тот факт, что такая паскудная бабенка, как Волина, без всякой борьбы отказалась от Саши говорил сам за себя, к тому же история с этой соседской квартирой Гусевых, да и этот сторублевый Нелидов, не говоря уж о семействе Разиных и их архиве. По хорошему надо бы проверить эти счета и перевести какие-то деньги в центральный банк Самары. Кимура мне объяснил, как это делается, хотя, работая в Тольятти, я уже знал, что это довольно простая операция, к тому же здесь у меня был счет, который на мое имя открыла Люба. Не теряя времени я вышел на реквизиты франкфуртского банка и после короткого размышления дал поручение перевести на имя Шебеко Л. В. в центральный банк Самары десять тысяч евро. Переводить больше ни в коем случае не надо было – мое имя могло засветится. Через день не без волнения я навестил этот банк. Мне сообщили и довольно равнодушно, что на мое имя переведено десять тысяч евро и я могу их получить в любой денежной единице по валютному курсу. Я забрал двадцать пять тысяч рублей и отвалил, находясь в легкой контузии.

Выходит, что и это не блеф. Я подумал: может здесь кто-то кого-то надувает, я же какой-то передаточный механизм с непонятными для меня самого функциями. Надо бы ещё кое-что проверить – я ж теперь большой босс, не только в деньгах, но и в гораздо большем. Я не собирался бросать работу, приходил точно по времени, причем удивительное дело – как только я оказывался в мастерской, видел нашу въездную площадку, то постоянно думал о той черноволосой густоресничной девушке. Уходя, она обернулась. Её взгляд меня не то, чтобы волновал – девчонки меня вообще мало волновали – этот взгляд согревал, внушал доверие. И в нем не было никакого кокетства. Её подруга, светло-русая с лёгкой рыжинкой, довольно разбитная, быстро смекнула, в чем мой интерес. Когда я спросил, где её подруга, которая её сопровождала в первый заезд в нашу мастерскую, она сходу вылепила, что «её сопровождение» ровно в половине восьмого появляется у центрального входа в пироговскую больницу ежедневно. Так как эта девочка не выходила у меня из головы, я как-то раз подъехал к «пироговке», проторчал там с начала восьмого около часу, но густоресничную особу так и не увидел.

Я довольно долго выискивал возможности проверки моих начальнических возможностей в качестве теневого шефа «Серториуса». Случай представился, хотя я не был уверен, что такой вариант может сработать. В большом гастрономе на Куйбышевской не завезли сливочного масла, как я выяснил не было его и в других центральных магазинах и кое – кто уже стал поговаривать, что похоже возвращаются советские времена. Мне было мало что известно о советских временах, интересно другое. Я многократно просматривал информационные сайты «Серториуса», хорошо запомнил десятки профильных компаний конгломерата, имелись среди них и большие продовольственные объединения. Мой взгляд прочно зафиксировался на солидном мясо – молочном холдинге под выразительным названием «Гаргантюа». На рекламном щите этого объединения были изображены аппетитные круги ноздреватого сыра, разноформатные бутылочки с молоком, сливками и желтоватые ломти сливочного масла, вызывающе и маняще выглядывающие из симпатичных деревянных бочоночков. Все реквизиты «Гаргантюа» были четко проставлены на рекламных щитах. Не мудрствуя лукаво, не желая связываться с электронной почтой, в которой я не чувствовал себя уверенно, я набрал номер главного управления объединения.

Ответил женский голос. Я довольно требовательно произнес:

– Здесь Хромой. Немедленно соедините меня с вашим шефом.

В трубке наступила тишина. В голове пронеслось: последует ли сейчас какой-то вопрос. Подумал также и о том, на каком языке будут со мной говорить, если вообще будут – ведь название холдинга явно нерусское. Может во мне зародилась бы ещё какая-нибудь тревожная мыслишка, как я внезапно услышал:

– Я вас внимательно слушаю.

Приятный баритон, вроде, судя по слову «внимательно», осознаёт, с кем говорит.

– В ряде самарских продовольственных магазинов в центре города образовались сбои в поставках сливочного масла. Выясните, какое количество масла требуется, пришлите своих людей в гастрономы на Куйбышевской улице, предложите наиболее выгодные условия поставки. Все должно быть сделано в два дня, на третий день утром масло должно лежать на прилавках.

Ответ последовал не сразу и довольно неуверенный:

– Но, простите, поставки нашим объединением осуществляются по заранее составленным контрактам и занимают, как правило, более продолжительное время.