Снятие последней печати

Ли Владимир Федорович

Вскоре после возвращения из Москвы я с интересом, допускаю, что не совсем здоровым, стал изучать становление некой компании «Марфенька». Я уже встречал это умильно – слащевое наименование на сайте «Сертория». Входила эта «Марфенька» в жировой комбинат под названием «Зори России». На рекламных щитах» Марфеньки» были представлены расфасовки мыла с указанием веса, названия, составляющих ингредиентов и комплиментарных отзывов потребителей. Во главе этой мыловаренной организации стоял господин Прохор Тимофеевич Бережков. Его жизнерадостный фас был инсталлирован и смотрелся этот крупнотелый господин, румяный, улыбающийся, как милый персонаж старых русских сказок. В общем, ничего особенного и если б не эта история с «Шумиловскими пряниками», залихватски-нахально проглоченными текстильным монстром подонка Аверьянова я вряд ли обратил бы внимание на эту туалетно-хозяйственную моську. Однако здесь случилась любопытная динамика и состояла она в том, что эта самая «Марфенька» слилась

с» Зорями России» и главой этого объединения сделался никто иной, как господин Бережков П. Т. Я сказал себе, что тут ничего из ряда не происходит. При нормально функционирующем бизнесе такие перераспределения капитала, должностей обычное дело. Впрочем, такое я говорил себе и в этом деле с «Шумиловскими пряниками». Но у нас в империи от океана до океана ненормально развивающийся бизнес и кругом творится лихой бардак при полнейшем беспределе. Если быть до конца честным перед самим собой, я заподозрил здесь какие-то грязные махинации не от того, что эта паршивая «Марфенька» где-то могла нагадить и крепко откусить от большого пирога, а потом и весь пирог хапнуть, а исключительно по причинам отторжения от самодовольно-сытой физиономии этого Прошки Бережкова. Это был явный выхлест в духе моего Дмитрия Дмитрича Шебеко. В конце концов, теневому шефу «Серториуса» глубоко наплевать, сколько у него в конгломерате всяких жизнерадостных смердюков, ворюг и прочих молодцов криминального кроя. Я не подряжался на руководство этим гигантским образованием и совсем не стремился сделать его благопристойным. Даже если этот краснощекий мыловар кого-то там прибил, обанкротил не велика беда. К тому же я вполне могу крепко ошибаться. Вспомнить хотя бы, как я крупно залетел с этой фээсбэшной густоресничной блядью – такое не скоро забудется и нечего считать себя провидцем, неким идивидумом, наделенным обостренным чутьем на людей.

Я выбросил на некоторое время из головы и «Марфеньку», и жиркомбинат «Зори России», спокойненько изъял из франфуртского банка пятнадцать тысяч долларов, перевел их на наши занятные скромные рублики, хотя никакой надобности в этом не было – я просто хотел лишний раз удостовериться, что эти счета надежно работают. В течение месяца я почти не заглядывал в компьютер, читал книги, в основном романы, и литературу из жизни знаменитостей, как-то незаметно собрал неплохую библиотеку и пришел к выводу, что вся эта болтовня вокруг электронной книги хороша лишь для тех, кто вообще не любит читать. Взять хотя бы большие монографии о художественных музеях мира – да ни одна компьютерная картинка не передаст того колорита и общего динамизма, которое создает обычная традиционная бумажная продукция, тем более теперь, когда современные печатники не только в Европе, но и в других частях света достигли такого уровня полиграфии.

Не знаю почему и что конкретно меня заставило вспомнить эту «Марфеньку» и её прежнего руководителя Прохора Бережкова. Возможно, новости об обильных распилах в сфере большого и малого бизнеса – эти новости постоянно были на слуху.

Я связался с СУ, само собой, назвался и потребовал, чтобы в кратчайший срок мне были представлены подробные сведения по личности Прохора Бережкова, нынешнего руководителя жиркомбината «Зори России». После недолгого раздумья добавил несколько капель зловония:

– Если у этого господина будет обнаружен какой-то криминал любого калибра вплоть до личных походов налево, соберите соответствующий материал, но только основательно аргументированный.

Я находился на работе, когда запел мобильник.

Надо сказать, что несмотря на то положение, которое я занимал, мне никто не звонил. Само по себе это попахивало каким-то анекдотом. Живет никому не нужный вахлак, у него несчетная куча валютных денег, его приказам подчиняются невидимые, но наверняка мобильные и оборотистые службисты, где-то рядом находятся телохранители с вполне приличным фасом, как я успел заметить в кабинете приказавшего долго жить Аверьянова, и при всем при этом ему, этому говяному серому кардиналу, никто не звонит. И тут звонок. Звонила Ольга. Надо сказать, что к этой женщине, приятельнице Люси, я относился с полным уважением и симпатией – она была хорошей матерью, заботилась о ребенке и наверняка была верной женой, да и врачом, я думаю, тоже приличным. Я, конечно, не забыл, как она ночью примчалась ко мне и предупредила о том, какие фокусы затевает против меня её подружка. Боялась, Олечка, но все-таки приехала.

– Что-то стряслось, Оль? С машиной?

– Если б только с машиной! Понимаешь, Лёня, мне постоянно названивают, я не знаю кто, спрашивают, где Людмила – она ж пропала уже несколько месяцев назад – угрожают и мне, и мужу, и ребенку, если не скажу, где она. Я же ничего не знаю, что случилось с Людмилой, мне не верят. Я вся на нервах, машину недавно вымазали краской и какой-то пакостью, прокололи все четыре колеса. В отчаянии я, Лёня, мы оба с мужем не знаем, что делать. Милиция что есть, что нет её.

– Олечка, плюнь и разотри. Разберемся со звонками, с машиной вообще не волнуйся – будет, как новенькая.

В Ольгином деле было ясно одно – эти звонки не были

связаны с особистами – если даже они это дело с Андреевой и своим подполковником не спустили на тормоза, то в таком сермяжном стиле наверняка работать не станут. Тут попахивает блядскими делами Люськи с какими-то бандюгами. Это надо выяснить. И тут я впервые поблагодарил судьбу, одарившую меня «Серториусом» и силовиками, к услугам которых впрямую я ещё не прибегал. После работы позвонил в PS, уверенно объявил, что на связи Хромой, рассказал о проблемах Ольги, дал номер её телефона.

– Установите, кто именно названивает этой женщине и откуда. Постарайтесь этих падальщиков словить, выпотрошить до конца и сколько бы их там не было переселить в другие миры.

Машину Ольги мы привели в норму в течение дня, поставили новые колеса, обновили часть механики, поставили новый замок зажигания. Я сам оплатил все её расходы, само собой выдержал нелегкое сражение со стороны Ольги, но ухитрился выграть битву. А через неделю, вернее через пять дней мне пришла эсемеска от Кимуры. Как я понял, именно ему силовой персонал конгломерата должен был докладывать о произведенных операциях – Хромой и его реквизиты были полностью отключены от обратных контактов. Кимура сообщил, что Ольга стала объектом преследования со стороны группы мошенников, с которыми некоторое время была связана Людмила Андреева. В настоящее время эта группа в составе семи человек устранена. Мне понравился этот глагол «устранена» – в нем была мягкость, даже какая-то элегантность, главное же поставлена точка в олином постоянном страхе.

Буквально в эти же дни вновь прорезался Кимура и сообщил любопытную новость – воскресли из небытия «Шумиловские пряники». Улыбчивый голос Кимуры поведал:

– Теперь во главе объединения стоит Виктория Карелина, дочь Лидии Шумиловой. Мать отказалась возобновлять прежний бизнес, но дочь настояла. По инициативе друзей Шумиловой были предприняты шаги по восстановлению справедливости. Управляющий текстильным комбинатом Г. Г. Аверьянов исчез, ходят слухи, что он сбежал за границу. Суд пересмотрел свое прежнее решение, признал его ошибочным. Есть дополнительные подробности по этому делу. Если вас они интересуют, Леонтий Дмитриевич.

– Нет, господин Кимура, они меня не интересуют, – поспешно прервал я его. – Благодарю вас за информацию.

Едва ли не впервые в жизни я испытал незнакомые мне чувства от сделанных благих дел. Нужно признать, что это были очень приятные чувства и теперь можно было понять тех людей, которые немалую часть средств тратили на благотворительность. Я вполне понимал, кому Шумилова была обязана пересмотром дела и никакие её друзья тут были не при чем. Маховик конгломерата мощно вращался и серому кардиналу надо было лишь задавать начальный оборот.

Моя жизнь была достаточно однообразна, работу я не собирался бросать, приятелям по ремонту не рассказывал о своем новом положение. Иногда думал о том, что такому малоинициативному типу как я абсолютно ни к чему иметь столько денег и обладать обширными властными возможностями. В самом деле, на кой черт мне миллионы, когда у меня и так все было, зачем иметь убойную команду, если вокруг не было решительно никого, кому захотелось бы свернуть шею. Я попрежнему много читал и в голову то ли от прочитанного, то ли от солидного взросления стали лезть всякие мыслишки по нашей кудлатой житухе. Почему, например, у нас нет настоящих противников властным беспредельщикам. Ведь ясно, как день, что президент и его бандюганы все законы шьют под себя, а те, что им не подходят, в момент ушивают. А нет от того, что все вроде меня – никому ничего не нужно. Какое никакое жилье есть, жратва имеется, выпивка тоже, а все остальное гори синем пламенем. Вот оно и горит испокон веком с вонючем чадом, а эти там наверху вволю изголяются в своем вранье и в говяном непотребстве. Ведь если стоящий человек имеет столько денег, ему подведомственны многие десятки бизнесов – неужели нельзя сотворить что-нибудь достойное? Не нужно приобретать особняки, яхты, покупать роскошных блядей, жить в экзотических местах с пальмами и белыми лимузинами – создай что-то пристойное и нужное, помоги, в конце концов, тем, кто мучается, тяжело болеет. А что ты делаешь? Вкалываешь в автомастерской по восемь часов, пьешь горькую с коллегами. Ну разве не кретин? Положим у меня башки не хватает или ленность забивает, ну так хотя бы попытайся что-то сделать – ведь знаешь, что воспитательницы в нескольких детских садиках пороги обивают у городской администрации, чтобы увеличили средства на детское питание. Ольга недавно звонила, много говорила о нелегком положение в больнице, нехватке препаратов и современного медицинского оборудования. Кстати, об Ольге. После того, как та мошкара была отогнана от её семейства, она стала совершенно по другому относится ко мне. Похоже было на то, что она начала видеть во мне какого-то влиятельного мужика, возможно, даже мафиозного авторитета. Ничего такого Оля не говорила, но по её взглядам было заметно новое отношение к господину Шебеко. Раз в неделю она позвонила, всякий раз спрашивала, не нужно ли чего. Мне это было приятно. Теперь у меня было два постоянных абонента – Люба и Ольга.