Собиратель автографов
Шрифт:
— Ал, — прервал его Адам вроде бы деликатно, но с некоей скрытой угрозой в голосе, — она напомнила мне, что за дата приближается. В следующий вторник.
— О-о. Знаю.
— Двадцать шестое.
— М-м-м.
Алекс взял два печенья и положил их друг на друга. Он закрыл глаза и стал слушать Адама. Тот говорил то же, что и каждый год в это время. Но отчего-то именно на этот раз Алекса охватила особенно гнетущая тоска. Если лучший друг религиозен, только и жди (а ничего с этим не поделать), что тебя будут пилить все сильнее и сильнее и наступит день, когда захочется плюнуть и убежать куда подальше. Рождество, еврейская Пасха, Рамадан. Нравятся вам они или нет, выбора нет. Адам начинал доставать Алекса
— Но почему? — поинтересовался Алекс, водя пальцем по столу. — Я же всегда слушаю, что ты мне говоришь. Но ты ни разу толком не объяснил, почему ядолжен это сделать. Что в этом хорошего? Я же не претендую, чтобы меня считали глубоко религиозным человеком. То есть прихожу на седер [46] , если на то пошло, но только ради матери. А ханжой быть не хочу. И не пойму почему…
— Таков обычай, — изрек Адам. — Думаю, обычаи ценны сами по себе.
46
Седер —ритуальная семейная трапеза в праздник Песах.
— О’кей, но я так не думаю, — не отступался Алекс. — Может, поставим на этом точку?
— Это ты хочешь поставить точку.
— Я только… все это яйца выеденного не стоит. Адамчик, он умер пятнадцатьлет назад. И даже не был евреем. Знаю, знаю — можешь ничего не говорить. Слышал сто раз. Пожалуйста, хоть сейчас. Давай на этом закончим.
Адам покачал головой и потянулся за пультом управления. Едва ли не минуту оба раздраженно наблюдали, как желтый мяч на экране телевизора медленно катится по полю к угловому флажку.
Наконец Адам встрепенулся:
— Послушай, ты же его сын и живешь на белом свете только благодаря ему. Неужели непонятно? Дети в неоплатном долгу перед родителями.Дарят им успокоение, воздают почести. А все, что от тебя требуется, — это пойти в синагогу и прочитать каддиш вместе с десятком твоих близких. Каждый год я это делаю и всякий раз понимаю всю ценность…
— То ты, — твердо возразил Алекс и открыл коробочку с травкой, — а не я.Не хочу ходить строем, Адамчик. Пожалуйста.Я хочу только покурить, можно?
Адам прибегнул к международному языку жестов — пожал плечами, на еврейский манер. Алекс ответил ему тем же.
Аггада [47]
Первый вопрос на засыпку
Когда Алекс с Адамом курили, сколько времени они развлекались, скручивая косяки?
В книге записано: приблизительно семьдесят восемь процентов.
Это целое искусство. Всегда сперва отделяется завиток бумаги с цветастой коробочки «Ризлы». И «Ризла» постепенно терпит архитектурную катастрофу: сначала теряет стены, потом заднюю часть, потом крышу, и от коробочки вообще ничего не остается. Потом тщательно сворачивается косячок. О, семьдесят восемь процентов удовольствия заключается в этой подготовке, в этом сворачивании.
47
Аггада(или
— Забил косяк, Адамчик?
— Нет еще. Погоди малехо…
— Что ты там возишься?
— Не той стороной бумаги завернул, сейчас переменю…
— Ну, приходнуло тебя?
— Не, только прикуриваю.
Алексу осталось только сесть и наблюдать за происходящим. Одна попытка прикурить, вторая, самая удачная — пятая. («Адам, ты целыми днямиэтим занимаешься. Никак не научишься, что ли?») И вот он ковыляет к ящикам из-под винных бутылок, держа в руках пластинки и негодуя, как невежа луддит, на всех, кто еще пользуется виниловыми дисками и проигрывателями с иголками. Снова сел и понял, что неправильно отрегулировал громкость и тембр. Получилось слишком жизнерадостно. С этим мистером… Гаем [48] всегда так, эти проблемы…
48
Марвин Гай(1939–1984) — афроамериканский музыкант, сын католического священника, в юности пел в церковном хоре. Застрелен после нескольких ссор собственным отцом.
— Темнокожий иудей, точно.
— Марвин?
— Да… нет… не тот, которого мы знаем. Тот вроде принадлежал к христианскому культу с еврейскими фетишами. Или наоборот. Не могу точно вспомнить. Где-то читал. Вроде на конверте его пластинки.
Адам приблизил лицо к свече, и толстый конец его косяка вспыхнул, как маленький костерок.
— Хотя голосок еще тот, — сказал он и сделал сильный выдох. Дым вышел из его ноздрей, подобно вдруг выросшим гигантским усам. — Словно Господь взял сладость Стива и разлил ее по песку.
Для Адама вся жизнь состояла в музыке. Поговаривали, что фильмы его не трогают. Продает видеокассеты, как бармен-трезвенник выпивку, — из интереса к антропологии. Видеокассета была для него лишь раскрашенной поделкой — прямоугольным футлярчиком с мало что значащими международными жестами внутри. А именно за это любил кино Алекс. За то, что с кассетами хорошо и просто иметь дело. А для музыки нужны всякие антенны, контакты, еще не поймешь что. По сравнению с ней кино явно выигрывает. В последний раз они вместе наслаждались одним и тем же зрелищем пятнадцать лет назад — это был борцовский поединок.
— Слишком быстро поет, — обронил Алекс и потянулся, раньше времени, за Адамовым косяком.
Адам сел. Потом положил ноги на стол и задумчиво промолвил:
— Достал бы мне Сэмми Дэвиса. Он был темнокожим иудеем. Открыл Вегас для темнокожих. Настоящий первопроходец.
— Хм-м. — Алексу было не до первопроходцев, он думал о травке.
— Ой. А где моя кассета? «Девушка из Пекина». Где она? Ты уже десять сроков ее держишь. Купил бы ее у меня? Дешевле выйдет.
Алекс подумал над соблазнительным предложением и рассудительно заметил:
— Будь она у меня в собственности, я бы буквально ничего не делал, а только ее смотрел.
— Одни полные идиоты используют слово «буквально» в разговорах, — слегка поддел его Адам. — Ну да ладно, только верни ее. И так задерживаешь. Уже пять фунтов мне за нее задолжал.
— Дай еще подержу. Привык смотреть ее по вечерам.
Адам покачал головой и потер рукой висок, как бы для лучшей работы мозга.