Собиратель чемоданов
Шрифт:
— Что?
— Ничего. Оказалось, что все это время я думал о ничём.
8. — Постой-постой, — сказал Чемодаса. — Что-то я тебя не пойму. Чем ты недоволен? И что значит «нажил»? А все, что мы нажили сообща: тоннели, мосты, больницы — чье это, если не твое и не мое и не каждого из нас? Вещи тебе нужны? Бери любую! У меня или у кого угодно — никто тебе не откажет, если, конечно, она тебе нужна для дела, а не для баловства.
— А если она мне вообще не нужна?
— Тогда не бери.
Упендра усмехнулся.
— Видишь ли, — сказал он, — не знаю, как тебе и объяснить. Когда вещь моя, и при этом она мне не нужна, это лучше, чем когда она
— Как это? — снова не понял Чемодаса. — Что же ты будешь делать с ненужным инструментом?
— Все что захочу. Например, вот ножницы. Они мне не нужны. Соседу тоже.
— Какому соседу?
— У которого я их взял. Он о них не спрашивает, значит, пока не нужны. Да ты его видел.
— А-а, тот самый.
— Ну, да. Даже если бы он у меня их востребовал, я бы ему отказал, назаконном основании. Пускай подает на меня в суд! В крайнем случае, я и на суде скажу. Разве можно? Он сейчас в таком состоянии, что запросто может выколоть себе оба глаза. Да лучше я эти ножницы просто выброшу.
— Зачем выбрасывать! Отдай их мне. Я еще чей-нибудь портрет вырежу.
— Отдавать не хочу, — просто сказал Упендра. — Не обижайся. А вот подарил бы с удовольствием.
— Спасибо! — обрадовался Чемодаса. — Только не все ли равно, отдать, или подарить? Какая разница?
— Разница большая. Свои ножницы я, если бы захотел, мог бы, к примеру, выгодно продать. Но я дарю их тебе, чтобы ты мог делать с ними все что тебе заблагорассудится, [72] — объяснил Упендра.
Чемодаса засмеялся.
— Интересно, кто бы тебе позволил их продавать? Ты когда-нибудь видел, чтобы кто-нибудь торговал вещами? Да здесь ни у кого и денег-то таких нет. [73]
— А кто тебе сказал, что я собираюсь продавать их здесь? — невозмутимо ответил Упендра. — Я их продам, когда выберусь наружу. Там наверняка найдутся люди, которые интересуются такими вещами. Как-никак, ножницы выдающегося чемоданного жителя чего-нибудь да стоят.
72
Упендра здесь говорит о сближении права собственности и права владения в применении к вещам, то есть рассуждает явно не по-чемоданному. – сост.
73
Чемодаса здесь не просто напоминает о противозаконности сделок с вещами, но, как истинный чемоданный житель, считает, что вещи в принципе, по своей природе не могут продаваться, а следовательно, бесценны, иными словами, если бы и продавались (что невероятно), то стоили бы бесконечно дорого. – сост.
9. Улыбка исчезла с лица Чемодасы. В первую минуту он не знал, что и сказать. Упендра тоже умолк, занятый свими размышлениями.
Наконец, собравшись с мыслями, Чемодаса спросил:
— Ты что же, всерьез решил уйти, или шутишь?
Упендра взглянул на него так, словно только что вернулся издалека. На губах его блуждала загадочная, отстраненная улыбка.
— Ты не обидишься, если я на прощанье дам тебе совет? — спросил он, — Если хочешь стать остроумным собеседником, и при этом не прослыть пошляком, никогда на шути по поводу чемоданов и всего, что в них находится. Это тема — не подходящая для шуток.
После такого ответа Чемодаса совсем растерялся.
— Не понимаю, что тебя не устраивает, — пробормотал он. — Ну, может, чего-то у нас пока и не хватает, не все же сразу. Но, по крайней мере, у каждого чемоданного жителя есть крыша над головой, уж этого-то никто не может отрицать. Ну, а на самый крайний случай — достроим навес…
Упендра в ответ лишь пожал плечами.
— Вот скажи, разве тебе так уж плохо живется? — не унимался Чемодаса.
Упендра молчал.
— А мне показалось, что настроение у тебя сегодня получше,
— Несомненно, — сказал Упендра. — Это потому, что я уже принял окончательное решение. Теперь, что бы ни происходило, я спокоен. Я говорю себе: «Спокойно, Упендра. Они еще о тебе вспомнят, но будет поздно».
10. И Чемодаса понял, что отговаривать его бесполезно. Но все-таки ему было до слез жаль Упендру.
Как известно, чемоданные жители не приучены к роскоши, но зато им незнакомо и чувство тревоги о завтрашнем дне. «А там? — думал Чемодаса. — Кто там с ним, таким, нянчиться будет? Он и здесь-то никому не нужен, а там и подавно. Но здесь, что ни говори, а все свои, какие ни на есть. В случае чего к любому можно обратиться. И вообще, у нас, хоть и сквозняки, а как-то уютно…».
Но переубеждать Упендру он больше не пытался. Он знал по себе, что если уж чемоданный житель принял окончательное решение, никакие доводы не заставят его свернуть с намеченного пути.
— Что же ты там станешь делать? — даже не спросил, а вслух подумал он.
— Где?
— Снаружи, где ж еще!
— А-а. Странный вопрос… Найду, чем заняться. Сначала допишу книгу…
— Пиши здесь! Кто тебе мешает?
— Здесь не пишется.
11. Они помолчали.
— Да. Трудновато тебе придется, — сказал Чемодаса. — Я читал, что чемоданные жители могут жить только в чемоданах, что к другим условиям мы не приспособлены.
— Ничего, приспособимся, — ответил Упендра. — Люди живу, и мы привыкнем. Я все рассчитал. Продам ножницы, и на первое время мне хватит. А там издам книгу, или еще что-нибудь подвернется. К чему загадывать наперед?
«Так все-таки дарит он мне ножницы, или нет?» — встревожился Чемодаса. Но спросить об этом напрямик постеснялся и сказал:
— Боюсь, что сразу ты их не продашь. Там ножниц хоть пруд пруди.
— Зачем же сразу? — невозмутимо ответил Упендра. — Сперва осмотрюсь, поторгуюсь. Ну, а если предложат хорошую цену, так почему бы и сразу не продать.
Опять наступило молчание. Каждый думал о своем.
— Нет. Все-таки продавать ножницы — это последнее дело, — сказал Чемодаса. — Если бы у меня были ножницы — я бы ими знаешь как дорожил!
— Понимаю, — сказал Упендра. — У меня когда флейту взяли, так я почти трое суток места себе не находил — боялся, что уплывет.
— И чем кончилось? — спросил Чемодаса.
Уплыла, — ответил Упендра. [74]
Наступило тягостное молчание.
12. — А может, у тебя в сундучке что-нибудь завалялось? — с надеждой спросил Чемодаса.
74
По Закону о востребовании, последний бывший владелец востребованной вещи обладает преимущественным правом ее востребования у нового владельца, однако само право востребования наступает для него лишь по истечении трех суток с момента передачи. На третьих лиц данное ограничение не распространяется. Таким образом, последний бывший владелец востребованной вещи может реализовать свое преимущество только при условии, что в течении трех суток вещь не будет востребована третьим лицом. Если бы Упендра был более сообразительным, он мог бы сохранить свой инструмент, воспользовавшись лазейкой в законе, а именно договориться с каким-нибудь незаинтересованным чемоданным жителем о том, чтобы тот, не дожидась истечения трех суток, востребовал флейту у нового владельца и сразу же передал ее ему. Подобным образом поступают многие бывшие владельцы. Хотя такая практика в чемоданах осуждается, и даже на официальном уровне был принят ряд постановлений о мерах по упорядочению оборота вещей, однако эти постановления носят скорее декларативный характер, поскольку в большинстве случаев доказать фиктивность востребования практически невозможно, и новому бывшему владельцу, не успевшему вдоволь попользоваться вещью, легче прибегнуть к такому же способу ее возврата, чем судиться с прежним бывшим владельцем. – сост.