Соблазн в шелках
Шрифт:
Она еще совсем ребенок – и в этом все дело.
Гай с минуту глядел в спину удаляющейся дочери, потом повернул к бассейну, снял рубашку и нырнул.
Клодия была уверена, что он направляется к ней, и не ошиблась. Почти весь путь он проплыл под водой, вынырнув на поверхность совсем рядом с ней. Тряхнув головой и отфыркавшись, он приблизился и ухватился за поручни около нее.
– Кажется, Аннушка не в лучшем настроении, – сказала Клодия.
– Разве она бывает когда-нибудь в хорошем?
Смахнув с лица капли воды, Гай отвернулся. Они
– На каждый вопрос она односложно огрызается. Не хочет ли она покататься на водных лыжах? Нет. Не хочет ли пить? Нет. Не хочет ли поплавать? Нет. – Он замолчал и сердито вздохнул. – Я сыт по горло ее поведением. – Не успела она ответить, как он продолжил: – Боюсь, сегодня вечером мне снова придется задержаться. Меня пригласил на ужин знакомый одного министерства, а я не предупредил его, что приехал не один. Таким людям как-то не принято говорить, что привезли с собой дочь, потому что ее исключили из школы.
– Понятно.
– Надеюсь, вам не слишком наскучило целыми днями безотлучно находиться в отеле?
– Нет-нет, – из вежливости солгала она. – Тем более что завтра утром нам предстоит поездка. Я с нетерпением ее жду.
– Приятно, что хоть кто-то радуется этой поездке. Когда я сказал об этом Аннушке, она отреагировала так, как будто я предложил ей съездить полюбоваться на публичную казнь.
О Господи!
– Но здесь их не бывает, не так ли?
– Вы снова путаете с Саудовской Аравией. Там нет. А здесь бывают. Бывают, по утрам каждую пятницу на Чоп-сквер.
Она даже вздрогнула.
– В котором часу мы завтра выезжаем?
– Между 9.30 и 10 утра. Трудно точно сказать, сколько времени потребуется ее светлости, чтобы пробудиться и позволить привести себя в хорошее настроение.
Неподалеку от них несколько ребятишек весело «бомбардировали» бассейн, прыгая с борта и стараясь поднять как можно больше брызг. Когда нырнул очередной прыгун, Клодия отвернулась, чтобы не попасть под душ.
– Хоть кто-то здесь развлекается, – сухо сказал он, когда раздался радостный визг. – Аннушка когда-то была такой же, можете себе представить?
– Она перерастет нынешнюю трудную стадию, – сказала Клодия, придав голосу уверенность, которой отнюдь не чувствовала. – Это просто трудный переходный возраст.
– Все твердят мне это с тех самых пор, как она переехала ко мне. Все говорят: «Это возраст! Это гормоны! Это нормальная подростковая непокорность!» – Он криво усмехнулся. – Вы, наверное, не смогли бы мне подсказать, сколько потребуется времени, чтобы девочка переросла все эти проблемы с гормонами и непокорностью?
– Я не уверена, что у меня все это было.
Он едва заметно усмехнулся уголком губ, не сознавая, что у нее все переворачивается внутри от этой его улыбки.
– Ладно, я вам верю. Ну, а чисто теоретически?
Ну, если тебе нужна теория вместо горькой правды…
– Дайте
– Вы так думаете? – Дети продолжали свои забавы, прыгали в воду в каких-нибудь трех футах от него, и он придвинулся к ней. – Иногда мне начинает казаться, что виноваты в этом не только проблемы с гормонами и подростковый мятежный дух.
– А что же еще?
Гай почти прикасался к ней под водой, и пока Клодия раздумывала, отодвинуться ли от него или насладиться этой близостью по полной программе, сзади на нее с размаху налетел какой-то мальчишка верхом на надувном крокодиле.
Она, в свою очередь, налетела на Гая, прикоснувшись к нему грудью и бедрами. На какую-то секунду ее ожег жар его тела.
– Извините, – сказала она дрожащим голосом и отодвинулась, стараясь не встречаться с ним взглядом и не отводя глаз от мальчишки, уплывавшего на своем крокодиле. – Так что же, по-вашему, виновато в этом, если не гормоны и непокорность?
– Я думаю, что виноват я.
Ей пришлось взглянуть на него.
– Что вы имеете в виду?
На какое-то мгновение, пока он не отвел глаза в сторону, в них промелькнула тоскливая безнадежность.
– Если хотите знать… – Он помедлил в нерешительности. – Иногда мне кажется, что она меня ненавидит.
Какой бы там орган внутри ее тела ни отзывался на его близость, сейчас ей показалось, что именно в это место ей всадили ржавый нож.
– Почему?
– Не знаю.
Ей вдруг захотелось обнять его и сказать, чтобы он не говорил глупости. Если бы они не находились на глубоком конце бассейна, она, возможно, поддалась бы этому желанию. Но в данных обстоятельствах было бы трудновато удерживаться на воде и одновременно обнимать его.
Не успел остыть порыв утешить его, как ей вспомнилось нечто другое. Та злополучная киссограмма.
Стараясь, чтобы не дрожал голос, она сказала:
– Гай, можно спросить вас еще кое о чем?
– Валяйте. Но не обещаю, что отвечу на ваш вопрос. – Она чуть было не отказалась от своего намерения. Ведь если он не ответит, она пожалеет, что задала вопрос.
– Скажите, когда вы расходились с матерью Аннушки, это было по вашей инициативе?
Он помедлил с ответом, и за эти несколько секунд она успела пожалеть, что раскрыла рот.
– А-а, кажется, я начинаю понимать, к чему вы клоните, – насмешливо сказал он. – Вы подумали, что причина ненависти ко мне у моей дочери может заключаться в том, что я бросил ее мать?
С трудом сглотнув комок, образовавшийся в горле, она посмотрела ему в глаза.
– Вы действительно ее бросили?
– По правде говоря, это она меня бросила.
Зачем я его об этом спросила?
– Я совсем не хотела сказать, что вы это сделали.
– Но вы так подумали. – Не дав ей возразить, он продолжил резким тоном: – Какая разница, кто был инициатором? Извините, меня ждет работа.