Соблазнение
Шрифт:
— Прошу прощения? сказал он.
Она повысила голос, чтобы ее услышали сквозь шум.
— Джимми извинился.
— Хорошо.
— Он настоял на том, чтобы я дала тебе об этом знать.
Он просто кивнул.
— Ты часто угрожаешь сломать людям пальцы?
— Я угрожаю сломать очень много вещей. Я не терплю, когда мужчины плохо обращаются с женщинами.
— Но ты даже не знаешь меня.
— Знакомство не является обязательным условием для того, чтобы защитить кого-то от домогательств.
— Я могла бы оказаться той еще мегерой.
Его
— Это не имеет значения.
Казалось, он поудобнее устроился на деревянном стуле с прямой спинкой, как будто это было самое мягкое кресло, какое только существовало в мире.
— У тебя говор не как у человека с улицы.
— У тебя тоже. — Он говорил так, как будто родился в аристократической семье. Она слышала, что семья бастардов, несмотря на их скромное воспитание и скандальное прошлое, получила образование во всех важных и правильных вещах, чтобы они могли вращаться в высших эшелонах общества. И казалось, что в последнее время большинство из них легко перемещаются в этом мире. Кроме него. Она не могла припомнить, чтобы видела его где-нибудь, кроме как в церкви на свадьбе.
— Я подозреваю, что у нас было очень разное образование. Я угадал прошлой ночью? Ты родом из Мейфэра?
— Почему тебе так важно это знать?
— Почему так важно, чтобы я этого не знал?
Она огляделась, убедилась, что никто из посетителей ее не ждет, желая, что кому-нибудь она понадобилась прямо сейчас, прежде чем снова обратить свое внимание на него. Если он собирался продолжать в том же духе, она может с таким же успехом устранить тайну, чтобы он оставил ее в покое.
— Да, когда-то я жила в Мейфэре.
Его глаза слегка сузились, как будто он пытался понять, что это значит.
— Тогда ты аристократка.
— Нет.
Был, но уже нет.
— Ты неправ.
Три месяца назад ты был бы прав, но сегодня уже нет. Но тогда, три месяца назад, я бы не принесла тебе виски, мы бы никогда не продолжили разговор, и я была бы рада этому. Хотя она была бы рада этому только потому, что не знала бы, как он смотрел на нее, как будто никого другого в мире не существовало.
— Это не часто случается со мной.
Это был его вежливый способ назвать ее лгуньей?
— Это высокомерное заявление, и все же ты не казался особенно высокомерным, когда говорил это. На самом деле, твой голос звучал довольно скромно.
Она флиртовала? Она так не думала. Она больше не флиртовала с мужчинами. Это приводит только к душевной боли.
— Истина приходит с уверенностью; она не требует высокомерия.
— Значит, ты философ.
Он пожал плечами.
— Держу пари, тебя готовили к тому, чтобы занять место в этом аристократическом мире, и не как слугу, а как того, кому прислуживают.
— Я не приму это пари. Да, я получила кое-какое образование.
Вопросы становились слишком острыми, слишком близкими к раскрытию правды о ней.
— Извини, но мне нужно идти, у меня есть
— У меня есть к тебе предложение.
О, она действительно хотела, чтобы он не говорил этого как раз в тот момент, когда он начинал ей нравиться.
— Так же как у половины присутствующих здесь джентльменов. Я не заинтересована.
Когда она расправила свои стройные плечи и зашагала прочь, он чуть не крикнул:
— Кто сделал тебе предложение?
Казалось, нужно было переговорить с еще несколькими парнями.
Со вздохом, сделав медленный глоток виски, он признал, что мог бы справиться с этим лучше. Вероятно, следовало сформулировать свои мысли немного по-другому. И как часто здешних парней называли джентльменами? Большинство из них были чернорабочими, докерами, каменщиками — не то чтобы он находил что-то плохое в этих профессиях. Он сам когда-то был портовым рабочим.
Но в Мейфэре любой мужчина, встретившийся ей на пути, был лордом, дворянином, настоящим джентльменом. О которых отзывались как о таковых, к которым обращались подобающе. Какого черта она здесь делает?
Это было не для развлечения. Когда Джилли только открыла это заведение, он иногда помогал ей. Работа была напряженной. Он предпочитал доки. По крайней мере, там от него не требовали быть вежливым с людьми, на которых он хотел вылить эль. Что, возможно, и побудило его прошлой ночью угрожать Джимми. Обычно он просто сказал бы ему прекратить, и этого было бы достаточно. Но что-то в быстрой вспышке страха на ее лице, когда Джимми повалил ее к себе на колени, заставило Зверя напрячься. Он не верил, что она привыкла к частым грубостям этого района Лондона. Поэтому его слова сопровождались предупреждением.
Допив виски, он достал из жилетного кармана часы, проверил время и убрал их в карман. Еще час до закрытия. На улице было чертовски холодно, и он намеревался убедиться, что парень, который пришел за ней прошлой ночью, придет за ней и сегодня вечером.
Поскольку она, казалось, намеренно избегала смотреть в его сторону, ему потребовалось некоторое время, чтобы привлечь ее внимание и поднять свой пустой стакан. В то время как он не мог перестать смотреть на нее.
Черт возьми, она была прекрасна. Но ее привлекательность имела мало общего с ее лицом в форме сердечка, острым вырезом скул, изящной переносицей маленького носа или соблазнительными губами. Хотя, взятые вместе, они создавали потрясающее существо.
Его заинтриговала та власть, которую она имела над этими чертами лица. Они никогда не проявляли гнева, раздражения или нетерпения. Неважно, сколько времени потребовалось некоторым людям, чтобы точно сказать ей, чего они хотят, задавая вопросы о предложениях, как будто они никогда раньше не были в таверне — или любой другой таверне — и не знали, что можно попробовать. Неважно, сколько раз ей приходилось возвращаться к тому же столику с дополнительными напитками. Неважно, как часто ей приходилось заменять напиток, потому что человек решил, что то, что он заказал, ему все-таки не по вкусу.