Соблазненная во тьме
Шрифт:
– Так и было, но я хотела сказать 'да', Калеб. Если бы я хоть на секунду поверила в то, что ты подвергнешь страданиям другую девушку вместо меня... наверное, я бы сказала 'да', - отрешенно произнесла Ливви.
– Я тоже больная на голову. Причем, была такой еще до встречи с тобой.
На мгновение, Калеб задумался над ее словами. Он не верил в их правдивость. Ливви была далеко не больной, особенно когда он сам являлся эталоном безумия. Однако, если ей хотелось увидеть в их отношениях какой-то Божий промысел, и так как она не испытывала к нему ненависти, у него не было ни малейшего желания
Пребывая в затянувшемся молчании, Калеб стал все больше осознавать присутствие Ливви и степень ее обнаженности. Ему до боли хотелось прикоснуться к ней, заняться с ней любовью, но прежде ему нужно кое-что сказать.
– Я не могу переступить через свой долг перед Рафиком, - сказал он.
Ливви напряглась, и Калеб поспешил озвучить остальное, - Я не прошу тебя это понять, но я не могу просто так взять и уехать.
– Что это значит, Калеб? Что это значит для нас?
Ее слова были произнесены безэмоционально, но Калеб знал, как много в них скрывалось.
– Это значит, что мне нужно донести до Рафика правду. Мы найдем другой способ, может, другую девушку..., - начал он.
Ливви толкнула его в плечо и села, - Ты, черт возьми, издеваешься надо мной, Калеб? Другую девушку? Как мне потом жить со своей совестью?
Ярость Калеба стала возвращаться, - Ты только что сказала...
– Это было раньше!
– воскликнула Ливви, - я никогда не позволю кому-нибудь пройти через подобное. Никогда! Пожалуйста, Калеб, пойми меня. Позволь мне одеться и давай сбежим отсюда без оглядки.
Потянувшись к Калебу, она взяла его лицо в ладони, словно в тиски.
– Пожалуйста, Калеб. Прошу тебя.
Уставившись в умоляющие глаза Ливви, он на секунду было подумал открыть рот и сказать 'да'.
– Я ожидаю твоего послушания, Калеб. Ожидаю твоей преданности. Предавший меня делает это только один раз. Тебе понятно?
– зловеще спрашивал Рафик.
– Да, Рафик, мне понятно, - отвечал Калеб.
– Я хочу, Ливви, - прошептал Калеб, - могу честно тебе признаться, что кроме своей мести, мне больше всего на свете хочется отвезти тебя отсюда и понять, как называется то, что между нами происходит.
Он потянулся к ее рукам, и, положив их ей на колени, принялся ласково поглаживать.
– Но это то, кто я есть. Я плачу по долгам. Нет ничего первостепенней семьи, преданности, чести и долга. Все время, что я себя помню, Рафик заменял мне семью, и я обязан ему. И если ты просишь меня предать его... то ты никогда не примешь того, кто я есть.
Ливви крепко закрыла глаза, видимо переваривая ту боль, которую причинили слова Калеба.
Он почувствовал себя наивным и глупым. Ему следовало знать, что Ливви не сможет понять ни его, ни его мотивов. Ливви не была монстром и не могла им стать только оттого, что им был Калеб.
– Почему вам так нужно, чтобы этот человек умер, Калеб? Что он сделал? Что он сделал такого ужасного, что ты посвятил всю свою жизнь, и пожертвовал своим счастьем, чтобы убить его? Помоги мне это понять, Калеб, - прошептала Ливви.
Калеб посмотрел на Ливви, и если бы он заметил в ее взгляде хоть малейший намек на снисхождение,
Рафик никогда не был участливым по отношению к Калебу. Да, Рафик был его спасителем, учителем, наставником, и иногда другом. Он обеспечивал его одеждой, кровом и едой. Он выходил его от состояния травмированной шлюхи до опасного человека. Но Рафик всегда требовал выполнения своего долга. И при возникновении со стороны Калеба хоть малейшего намека на нерешительность, Рафик без всяких колебаний, напоминал тому о его месте.
Жизнь Калеба всегда была условной. Одолжение Рафика всегда было условным. Калеб никогда не сомневался в методах проявления власти своего наставника, и для него никогда не имело значения, что Рафик требовал слепого подчинения. Калеб всегда верил, что ему повезло остаться в живых, и он был благодарен за это Рафику. Калеб до сих пор был благодарен и всегда будет, но до появления Ливви он никогда не знал, каково это, когда кто-то проявляет о тебе настоящую заботу.
– Думаю..., - сердце Калеба заколотилось в груди, - думаю, он... продал меня.
Все его тело ощущалось охваченным огнем, словно оно горело, потрескивая, пробираясь пламенем прямо к его костям.
– Продал? Как... как... в...?
Казалось, Ливви не могла подобрать слов.
Калеб посмотрел ей прямо в глаза и ожесточился, - Это было давно, ясно?!
– зло рявкнул он.
– Я был маленьким. Я даже не помню, сколько мне тогда было лет. И у меня не осталось никаких воспоминаний о своей жизни до Нарви. Иногда, мне кажется, что я что-то помню, но я не могу быть в этом уверен. Даже воспоминания о моих первых годах с Нарви весьма туманны. Я не был рожден монстром, Ливви.
Лицо Ливви сморщилось и она, казалось, вот-вот разразится слезами. Обняв Калеба за шею, она изо всех сил прижала его к себе, - О, Боже! Ох, Калеб. Мне так жаль, что я так тебя называла. Мне так жаль.
Калеба переполняли эмоции. Ему не нужна была ее жалость. Ему не нужна была ничья жалость. Но все же, ему нужны были объятия Ливви. Он не хотел ее отталкивать.
– Я был не один. Нас было шестеро, - сказал Калеб.
Он крепко прижал Ливви к своей груди.
– Я даже не помню, как меня продавали. Не было ни аукциона, ни чего-то подобного. Кажется, меня привезли в ящике. И по сей день, я не переношу ни замкнутые пространства, ни суда - ненавижу суда. И со мной, - пытался продолжить Калеб, - делали многое. Нарви обожал избивать меня... кроме всего прочего.
Калеб почувствовал, как Ливви обняла его еще сильнее.
Моя!
– Думаю, я слишком быстро повзрослел. И по сравнению с остальными я был чересчур высоким. У меня появились волосы в паху и под мышками. Мужчины, которые... , - Калеб с трудом сглотнул, - они хотели маленьких мальчиков, а не подростков. Думаю, Нарви собирался меня убить.
– Прекрати, - всхлипнула Ливви, уткнувшись в его шею, - я больше не могу это слушать.
Калеб ощутил, как к нему подкралось неприятное чувство: стыд. Чистый и неприкрытый стыд.