Соблазненные луной
Шрифт:
Я обвела всех взглядом, пытаясь вычислить, кто что думает, и в большинстве случаев не вычислила ничего.
– Но вы же не думаете всерьез, что мы можем ее не отдать? Начнется свара, если не настоящая война.
– Мы не можем отдать чашу, – повторил Никка. – Таранис ее уже недостоин.
– Что ты имеешь в виду, Никка? – спросил Дойл.
– Он не... – Никка никак не мог подобрать слова. Наконец он развел руками и сказал: – Таранис недостоин ею владеть. Если бы был достоин, она появилась бы у него, но она выбрала Мерри.
Дойл вздохнул достаточно громко, чтобы я это услышала чуть не через всю кухню.
– Вот вам еще одна проблема.
– Он должен бояться. – Рис встал рядом со мной, с другой стороны от надежной фигуры Холода. – Даря божественные силы Мэви и Холоду, Мерри могла действовать всего лишь как сосуд, как вместилище Богини, как это и предположил Дойл. – Рис обнял меня за талию и притянул к себе. Наши с Холодом руки были переплетены, так что ладонь Риса уткнулась в бок Холода. Я почувствовала, как Холод напрягся, но Рис вроде бы ничего не заметил, он смотрел на других. – Но то, что чаша выбрала Мерри, не может объясняться только ее подходящим полом. Котел когда-то принадлежал мужчинам, а не женщинам. Быть может, Мерри – просто единственная из знати сидхе, достойная быть хранителем чаши?
– Не думаю, что дело в этом, – возразила я.
– Почему же? – спросил Холод.
Я подняла голову и заглянула ему в глаза.
– Потому что я смертная. Я, по кое-чьим меркам, даже на обычную сидхе не тяну.
– По чьим это меркам? – проворчал Холод. – По меркам свергнутых богов, которые только и делают, что вздыхают о былой славе?
– Благой Двор и правда смахивает на клуб престарелых одноклассников, – ухмыльнулся Рис. – Только и делают, что болтают о былых денечках, когда они были моложе, лучше, сильнее... Ностальгия, не больше.
Я скроила ему сердитую гримасу и повернулась к Холоду.
– Ладно, пусть так. Я не подхожу по меркам народа, который уже один раз потерял чашу. Но будь я хоть чистейшей крови, Таранис все равно не смирится с тем, что чаша у нас, даже ценой войны.
– Она права, – поддержал меня Рис. – Благие решат, что, вернув себе чашу, вернут и потерянные силы.
– По этой логике, – сказал Дойл, – если чаша будет у нас, силы вернутся к нам.
– Не думаю, – возразил Холод. – Ко мне не вернулись мои силы. Я обрел способности сидхе, которого когда-то звал своим повелителем. И не чаша мне их дала, а Мерри.
Рис обнял меня покрепче.
– Наша королева будет довольна, но Таранис придет в ярость.
– А если он предположит, что Мерри может сделать для него то же, что она сделала для Холода? – спросил Дойл.
Лицо Риса отразило полную панику, прежде чем он успел скрыть ее за привычной ухмылкой.
– Даже не знаю, что опасней: решит ли он использовать Мерри для поддержания своих гаснущих сил или сочтет, что с такими способностями она будет слишком сильной королевой.
– Соперницей, хочешь сказать? – уточнил Дойл.
Рис качнул головой.
– Нет, не соперницей. Даже если Мерри всех нас снабдит божественной силой, в схватке один на один ей это не поможет. Право вызова есть у всех благородных сидхе, а король по многим нашим законам расценивается наравне с другими дворянами. – Он посмотрел мне в глаза. – Я помню, что две твои руки власти – штука неприятная, но я видел, как дерется Таранис.
Он поцеловал меня в лоб и шепнул:
– Тебе не победить.
– В последний раз Таранис дрался на дуэли еще до заклятия
Рис сердито глянул на Дойла.
– Она погибнет!
– Я не подталкиваю принцессу бросить вызов Королю Света и Иллюзий, Рис. Но я не намерен переоценивать его силы. Мы все многое утратили с последним заклятием. Просто кое-кому удается скрывать потери лучше, чем остальным.
– Может, ты прав, – сказал Рис, прижимая меня так крепко, словно боялся, что Дойл потащит меня на дуэль прямо сейчас, – может, я переоцениваю Тараниса с его двором. Но может, это ты их недооцениваешь.
– Не приписывай мне то, чего я не говорил. Благие опасны и очень сильны. Их двор сохранил больше магии, чем наш. В их большом зале еще растет великое древо, и оно покрыто листвой, хотя листва теперь цвета осени. Их сила осталась с ними. – Дойл покачал головой и сел за стол, положив подбородок на скрещенные руки, так что лицо оказалось вровень с чашей. – Мы не готовы заставить Тараниса заплатить за его преступления. Мэви не сможет свидетельствовать против него, потому что она – изгнанница; слово изгнанника не считается уликой против жителя волшебной страны. Свидетельство Букки-Ду о том, что Таранис участвовал в освобождении Безымянного, слишком легко повернуть против самого Букки.
– Как это? – не понял Никка.
– Ты же видел, во что превратился Букка. А ведь он был великим лордом – вождем корнийских сидхе, когда нас было еще так много, что мы разделялись на племена. Сейчас же он похож на уродливого карлика. Благие не поверят, что он тот, кем себя объявляет, а даже если поверят – против него обратят его собственные слова. Если он объявит о вине Тараниса, он признает и свою вину. Таранис может отрицать свое участие и велеть казнить Букку за то, в чем он признался. Преступник наказан, правосудие торжествует, а единственный свидетель участия Тараниса мертв. Тонкая работа.
– Очень на него похоже, – признал Рис.
– Но Букка – под охраной королевы, – возразил Никка. – Его сторожат неблагие.
– Да, – согласился Дойл. – Вот только слухи уже поползли, хоть королева никому из охранников не говорила, за какую вину Букка сидит под стражей.
– Что за слухи? – спросила я.
– Слухи о Безымянном и о том, кому было выгодно наслать его на Мэви Рид. Пока при дворах фейри дело только слухами и ограничивается, но о нападении сообщили все крупные средства массовой информации, а среди сидхе обоих дворов многие прислушиваются к людским новостям. – Он не отрывал глаз от чаши, будто она его гипнотизировала. – Почти все знают, что Таранис лично изгнал Мэви. Шепот уже пополз. Если б у него были в распоряжении какие-то другие способы убить ее на расстоянии, думаю, он бы не стал медлить. Может, Безымянное и нельзя связать непосредственно с Таранисом, но уж очень это мощная магия – и все знают, куда оно направилось, как только его выпустили.
– Сам страх Тараниса его и выдаст, – сказал Холод.
– Может быть, – согласился Дойл, – но обложенный волк опасней того, что гуляет на свободе. Я не хотел бы оказаться поблизости от Тараниса, когда он поймет, что у него не осталось выхода.
– Что возвращает нас к вопросу, зачем ему понадобилось меня лицезреть, – сказала я и высвободилась из надежных объятий двоих мужчин. Слишком много загадок, слишком много событий, чтобы объятия могли меня успокоить. Я поступала больно уж по-человечески, но мне просто не хотелось оставаться в чьих-то объятиях.