Соблазнить герцогиню
Шрифт:
О Боже праведный, а теперь… Теперь он насвистывал!
Упершись ногой в грудь мужа, Шарлотта с силой оттолкнула его. Повалившись на пол, он проворчал:
– Миледи, какого черта?…
Поднявшись со стула, Шарлотта направилась к двери. Распахнув ее, закричала:
– Убирайся отсюда!
– Дорогая, но ты же…
Она выглянула в коридор и громко крикнула:
– Анна!
И почти в тот же миг дверь напротив отворилась, и послышался голос служанки:
– Что прикажете, ваша светлость?
– Помоги мне, Анна! Немедленно!
– Слушаюсь, ваша светлость. –
– Шарлотта, у нас нет времени, – заявил герцог, поднимаясь с пола. – Пора заканчивать это представление. Мы уже опаздываем. Нам надо немедленно выезжать…
– Да-да, знаю. Потерпи две минуты. Поверь, я спущусь во двор ровно через две минуты, но только… – Она тяжко вздохнула. – Но только уйди побыстрее, тебе понятно?
Герцог пожал плечами и с усмешкой ответил:
– Могла бы сразу об этом сказать. – Отвесив короткий поклон, он вышел из комнаты.
Захлопнув за ним дверь, Шарлотта повернулась к горничной, смотревшей на нее со страхом и удивлением.
– Анна, быстрее! Поторопись! У нас всего две минуты! – Она сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. – Иначе он снова ввалится сюда, чтобы попытаться одеть меня. – Внезапно улыбнувшись, Шарлотта мысленно добавила: «Хотя, возможно, в следующий раз мне надо будет обратиться к нему с просьбой раздеть меня».
– Спокойнее, мальчик, – прошептал Филипп Аргосу, своему любимому жеребцу.
Конь громко заржал и дважды ударил копытом в землю. Герцог же, взглянув на часы, невольно нахмурился. И дело было вовсе не в том, что жена опаздывала. Ведь он, конечно же, прекрасно понимал, что за две минуты она не успеет одеться. Злился же он в основном на самого себя. Проклятие, он никак не мог взять себя в руки! Снова и снова перед ним возникал образ Шарлотты, сидящей па стуле. Она сидела, расставив свои изящные ножки, и он, надевая на одну из них чулок, все сильнее возбуждался. И даже сейчас, вспоминая об этом, он чувствовал, что его плоть снова твердеет. Слава Богу, он нашел выход из положения и сумел возбудить Шарлотту. А потом стал напевать и насвистывать, чтобы разозлить ее. В результате он добился своего, и она выгнала его из комнаты. Но если бы он остался…
О Господи, об этом даже думать не хотелось. Наверное, он сошел бы с ума. Да-да, рехнулся бы без всякой надежды на выздоровление.
И ведь он с самого начала вел себя ужасно глупо – поступил на редкость безрассудно, пригрозив Шарлотте тем, что станет одевать ее. Разумеется, он полагал, что жена, как всегда, восстанет против его власти, но на сей раз она поступила иначе… И получилось так, что он сам себя перехитрил.
Конечно же, он вовсе не собирался играть роль служанки и одевать Шарлотту, хотя ему действительно хотелось побыстрее отправиться в путь, чтобы отвезти ее в Рутвен-Мэнор. Впрочем, нет, не совсем так… Уж если быть честным до конца, то следовало признать: на самом деле в тот момент ему хотелось окончательно ее раздеть, да-да, хотелось сорвать с нее ночную рубашку и повалить на кровать, чтобы затем, глядя в ее сапфировые глаза, входить в нее снова и снова все это утро и весь этот
Филипп тяжело вздохнул и заерзал в седле; сейчас, вспоминая об этом, он опять ощутил напряжение в паху.
Тут Аргос в очередной раз заржал, и Филипп, осмотревшись, увидел приближавшуюся к нему Шарлотту. Она шла, покачивая бедрами, и на губах ее играла улыбка.
Филипп снова вздохнул. Проклятие!… Она давно уже так не улыбалась ему – не улыбалась радостно и искренне, словно действительно была рада его видеть.
Будь на ее месте другая женщина, Филипп бы улыбнулся в ответ, но эту он прекрасно знал, – поэтому знал, что Шарлотта никогда не станет радоваться встрече с ним. Ведь всего лишь десять минут назад она выгнала его из комнаты и захлопнула за ним дверь.
Да, он по-прежнему любил ее, но все же не доверял ей – по крайней мере, в тех случаях, когда она вот так вот улыбалась…
Снова взглянув на часы, герцог проворчал:
– Ты опоздала. – Окинув взглядом наряд жены, он с усмешкой добавил: – Но хорошо, что хоть все-таки оделась.
Как ни странно, но он забыл купить для Шарлотты дорожное платье и некоторые другие предметы одежды. Бальные наряды, а также шубки и всевозможные неглиже – обо всем этом он помнил, а вот скромные фасоны, которые она могла бы носить на людях вместо своих обычных постыдных нарядов, – о них совсем забыл, Но хуже всего то, что он забыл купить новые ночные рубашки – вместо тех, что она надевала для своих любовников, когда отправлялась к ним в постель.
«А впрочем, ничего страшного», – подумал герцог, пожав плечами; ему вдруг вспомнилось, что в Рутвен-Мэноре хранилось кое-что из одежды Шарлотты, так что на первое время ей вполне можно было бы что-нибудь подыскать.
Тут она наконец приблизилась и, снова улыбнувшись, протянула руку, чтобы погладить Аргоса. А этот негодяй…
Проклятие, конь наклонил голову к ее руке! «Похоже, все представители мужского пола – даже четвероногие – не могут устоять перед этой женщиной», – подумал Филипп, еще больше помрачнев.
Шарлотта же, погладив жеребца, посмотрела по сторонам, потом спросила:
– А где же Бриони? Я не вижу ее. Наверное, ты отослал ее в рутвенские конюшни, не так ли? Но тогда на какой же лошади я поеду?
Ему ужасно хотелось сказать ей, что она прекрасно доедет и в карете – подальше от него, чтобы он мог хоть немного побыть в одиночестве, пока окончательно не лишился рассудка. Но в этот момент – о Боже, помоги! – Шарлотта снова ему улыбнулась. И эта ее улыбка была такой же радостной и такой же чарующей, как и предыдущая.
Судорожно сглотнув, герцог пробормотал:
– Но я не думал… – Он вновь окинул ее взглядом. – Ведь ты не в амазонке…
Шарлотта весело рассмеялась:
– Ничего страшного, я могу убрать юбки под себя.
– Но у нас нет дамского седла.
– Не волнуйтесь, ваша светлость. Я не впервые буду ехать верхом. – Она сделала выразительную паузу и с лукавой улыбкой сообщила: – У меня довольно неплохо получается – так мне, во всяком случае, говорили.
Услышав столь двусмысленное заявление, Филипп снова нахмурился. Осмотревшись, громко выкрикнул: